Дожить до Дня Победы

Александр Петрович Сотников в Подольске возле памятника курсантам Подольских военных училищ, 2010 г. Святые отцы Церкви говорят, что истинное чудо – это преображение души, чудо осязательной встречи человека с Богом. Об этом и пойдет речь. Сразу прошу у читателей портала Православие.Ru прощения: произошло это чудо три года назад, и, быть может, кто-то искренне долгое время или даже все это время переживал о герое нашего рассказа, человеке весьма преклонных лет, стоявшем на пороге вечности. Но надеюсь, что теперь эта повесть принесет всем молившимся радость, пусть и с запозданием.

День Победы… Эти слова прозвучали морозным февральским вечером. Вокруг царили сумерки, а под ногами проскальзывал ледяной асфальт, припорошенный снегом. От автобусной остановки медленно двигался в горку согбенный дедушка в кроличьей ушанке – его было не узнать без привычной военной выправки, которая всегда молодила его лет на десять.

Встретились мы на углу дома, где Александр Петрович жил. Он взял меня под руку, и я впервые в жизни почувствовала его возраст – 94 года. Шли мы достаточно медленно. Ощущалось, как он опирается о меня, стало быть, в ногах его уже не было полной силы.

– Из госпиталя возвращаюсь. Уехал до обеда на электричке, но оказалось – неприемный день. – Александр Петрович помолчал. – Сейчас идет февраль, потом – март, апрель, а там и День Победы. Май. Я должен до него дожить. Я поставил цель.

Сейчас идет февраль, потом – март, апрель, а там и День Победы. Я должен до него дожить

Мне же было настолько привычно, что он живет на свете, что, казалось, с чего бы ему и умирать? Ну, 94, потом – 97, сто… А Александр Петрович, словно преодолевая мысленно препятствие, твердил:

– Я должен дожить до Дня Победы. В этом году.

Мы позвонили в домофон. Когда поднялись на второй этаж, супруга Александра Петровича уже распахнула дверь и глядела сочувственным взглядом:

– Саша! Ну почему ты не позвонил?

Александр Петрович, было видно, замерз и устал. Но он не хотел утруждать супругу, чтобы она встречала его из неудавшейся поездки. Он всегда поступал как мужчина – всю ответственность брал на себя, все, что возможно, делал сам.

***

Мы тогда еще не знали, что Александр Петрович тяжело болен – он давно страдал от рака желудка. Когда в марте он поскользнулся и сильно ушибся, у него долго не проходили боли в ребрах. А в больнице врачи обнаружили его диагноз: метастазы, неоперабельный случай.

Пару недель супруга и внучка дежурили возле его постели, сменяя друг друга днем и ночью. Александру Петровичу сделали операцию по удалению накопившейся жидкости. А потом отправили домой. Доживать свои дни, сколько Бог даст.

Александр Петрович Сотников с супругой, Тамарой Ивановной Голубевой

У него была цель, и он ею горел – мужественно, твердо, как привык с детства, а потом на фронте Великой Отечественной войны: дожить до Дня Победы. Дожил. Находился в отличной памяти. Радовался этому дню, как никакому другому. Принимал поздравления от родственников. Поговорил наедине о войне и Победе с гостем, который приходил его поздравить от ветеранской организации.

Он жил еще два с половиной месяца, до другого дня Победы – когда в его сердце вошел Господь

А потом он жил еще два с половиной месяца, до другого дня Победы – когда в его сердце вошел Господь, изменил его и победил Своей любовью. И для супруги Александра Петровича радость этого чуда совместилась со слезами: оно совершилось за неделю до его перехода в иную жизнь, в июльские Царские дни, а именно – на память преподобного Сергия Радонежского и преподобномученицы Елисаветы и в день памяти Радонежских святых.

***

Самым большим желанием Тамары Ивановны было, чтобы ее супруг перед кончиной исповедался и причастился Святых Христовых Таин, вообще – чтобы ушел в вечность человеком верующим. Но на ее предложения пригласить священника в дом для совершения над ним таинств Александр Петрович отвечал кратко, но твердо: «Я – коммунист». Старался уходить от разговоров о Боге. Она молилась и плакала в одиночку.

Помню, как я навестила его в мае. Лежал он, словно вытянувшись по струне, и в его облике чувствовалось напряжение – не от боли, которую производила болезнь, а от какой-то неразрешенности, глубоко затаенной в сердце. Эта неразрешенность всегда в нем присутствовала, а тут она до предела обострилась. Только после кончины Александра Петровича открылось, в чем она состояла: долгие годы он размышлял, есть ли Бог, и внутренний поиск ответа на этот вопрос, вопрос личной встречи с Ним, являлся поводом для душевных мук.

Александр Петрович с мамой, Анной Егоровной, сестрой Анной, сыном и племянниками. Серов, 1950-е гг.

Когда он усомнился в существовании Бога, никто не знает. Может, на войне, юношей, видя вокруг страдания и смерть. Может, в детстве, когда ему довелось бежать с матерью из спецссылки, из Приполярного Урала. Целое лето они тогда пробирались тайком по берегам Вишеры, вдоль отвесных скал – мама и трое ребятишек. Саше шел двенадцатый год, Полине – пятнадцатый, а маленькой Шуре – четвертый. Мать, глубоко верующая полуполячка, Анна Егоровна, родила девятерых детей, и четверо младших отправились с ней и отцом по этапу.

Семья Саши не представляла, на какую гибель отправляется, когда отцу предложили выбор между каторгой и ссылкой с женой и детьми. Поставили этот ультиматум сразу, как только отец сложил в Ишиме свой дом, перевезенный незадолго до того по бревнышку из села Мало-Скородново. Видимо, кто-то позарился на его пятистенок.

В Мало-Скородново у семьи Сотниковых было большое крепкое хозяйство: пахота, скот, просторный крытый двор. На дворе места было настолько много, что там останавливались с подводами, груженными мехами и кожами, крестьяне и охотники из дальних мест – по дороге в Ишим, на ярмарку. По церковным праздникам после службы Анна Егоровна устраивала застолье, на него неизменно приглашали сельского священника. Она же учила детей молиться.

Когда началось раскулачивание, отец семейства смекнул, что с добрым хозяйством его точно не миновать. К тому же в годы гражданской войны сам он, бывалый сибирский казак, сражался на стороне белых. Один нежданный донос – и судьба семьи окажется на волоске. Поэтому после семейного совета весь скот и большую часть имущества распродали, а что-то перевезли в Ишим, в том числе и пятистенок. Отец оставил себе пару лошадей и зарабатывал извозом. С наступлением весны пахал чужие огороды.

Уезжая принудительно в ссылку, Сотниковы надеялись на жизненный опыт, сплоченность и умение трудиться. Но они не предполагали оказаться во время суровой зимы на реке Вишере, в Приполярном Урале. Земля здесь родила крайне скудно, та же картошка вырастала с грецкий орех, и крестьянским трудом было не выжить.

Поселили всех в бараке, на нарах. Отец и старшая дочь, 16-летняя Анна, трудились на лесоповале. Саша подрабатывал лодочником на переправе.

Единственная фотография военных лет Голод преследовал всех постоянно. Основной пищей семьи была мука, ее выдавали по пять килограммов в месяц, это на семью из шести человек. Муку разводили в воде, тем и питались. Глава семьи не выдержал голода, скончался от водянки.

А после смерти отца решено было бежать. Первой беглянкой стала Анна. Она отдала лодочнику свое единственное добротное платье и миновала реку в лодке с двойным дном. На перекладных Анна добралась до Красновишерска и нанялась у вербовщиков работать на Вагонстрой, в Нижний Тагил. Кроме сотен спецпереселенцев, здесь трудились и вольнонаемные. Многие из них, как и Анна, сбежали из других суровых мест спецссылки, от неминуемой голодной смерти и болезней.

В Приполярный Урал Анне Егоровне пришло письмо от дочери: где и по какому адресу ее искать. Пришел черед бежать ей самой, двум другим дочерям и сыну. Два месяца пробирались они летом по берегам реки, подвергаясь опасности быть задержанными или умереть с голода. Дети побирались Христа ради. Несмотря на трудности и страхи, все-таки добрались до Нижнего Тагила, до общежития, в котором жила тогда старшая сестра.

Шел 1934 год. Побег стал на долгие десятилетия семейной тайной Сотниковых, до самого начала 1990-х.

Побег стал на долгие десятилетия семейной тайной Сотниковых

Саша в поисках образования отправился сначала в Тюмень, где учился старший брат Федор, и закончил школу фабрично-заводского обучения. Потом вернулся в Тагил: учился в вечерней школе, начал работать на железной дороге. Когда началась война, он трудился электросварщиком на железнодорожной подстанции. Несмотря на бронь, юноша настойчиво атаковал военкомат. Наконец, в октябре 1941 года его определили в Железнодорожные войска. С поездом спецназначения он участвовал в восстановлении разрушенных железнодорожных объектов. Несколько месяцев находился на станции Бологое, на ремонте вагонов. А когда вернулся из этой командировки, снова пошел в военкомат и все-таки добился отправки на фронт добровольцем. Стоял декабрь 1942 года, Александру шел 22-й год. Через три года, дожив до Победы, он вернулся домой.

Нижний Тагил, Старая Вагонка в районе улиц Тельмана и Ильича (Вагонстрой), 1930-е гг.

***

Об этих трех военных годах можно рассказать немало: о мужественных поступках Александра Петровича писали военные газеты, некоторые воспоминания записали племянницы, когда учились в школе.

Но об этом – немного позже.

А сейчас процитирую частично комментарий, опубликованный три года назад на сайте Православие.Ru, который смогут вспомнить те, кто на него тогда откликнулся. История его незамысловата: когда опубликовали мой рассказ «Свидетельство из вечности», несколько человек, близких супруге Александра Петровича, в том числе и ваша покорная слуга, начали читать молитву по соглашению, прося у Бога для умирающего дара веры, Исповеди, Причастия перед кончиной и – Царствия Небесного.

Александр Петрович с супругой, Тамарой Ивановной, 70-е гг.

На второй день после публикации рассказа мой взгляд скользнул по количеству просмотров: 78 тысяч. Подумалось: какая же это может быть сила, если помолится каждый сотый или… десятый! И родился комментарий – просьба о молитве за Александра Петровича. Несомненно, что на него откликнулись многие.

«Дорогие братья и сестры! Прошу помолиться о здравии раба Божия Александра. Подобно Витиному отцу, он сейчас лежит при смерти. Ему 94 года, прошел Отечественную войну до конца, сражался за нас с вами. Жизнь его трудна. В детстве он жил в Сибири, рос в крепкой трудовой крестьянской семье. Мама его была глубоко верующей женщиной. Сам Александр Петрович до сих пор помнит молитвы ‟Отче наш”, ‟Богородице Дево, радуйся”, евангельские события. Но отношения его с Господом непросты… Александр Петрович – человек совести, очень мужественный и волевой… С супругой живет дружно, без раздоров, во взаимопонимании, вот уже 50 лет. В настоящее время он находится в уме и превосходной памяти. Великим Постом у Александра Петровича обнаружили рак с метастазами. Многие органы затронуты процессом гниения. Месяц назад из брюшной полости откачали жидкость, и с тех пор он находится дома под присмотром супруги. Терпит тяжелые боли… У супруги Александра Петровича, Тамары Ивановны, теплится надежда, что он согласится исповедаться за всю свою многотрудную жизнь, причастится и соборуется. О чем молятся ее верующие родственники и близкие друзья по соглашению. Сама она молится об этом большую часть дня. Вот об этом моя просьба – присоединить к этим молитвам и ваши. Господь волен сотворить чудо снисхождения до любого грешника и явственно пробудить в его сокровенном сердце дар Духа Святого, данный в Святом Крещении. Как Александр Петрович проливал за нас свою кровь на фронте, прольем за него сердечные слезы сострадания. И да примет их Господь и Бог наш Иисус Христос!»

После публикации этого комментария молитва по соглашению продолжилась. Думается, молящихся было уже не несколько человек, а намного больше. Близкие и друзья Тамары Ивановны молились по нескольку раз на день, как только приходило на память.

Время шло. Александр Петрович по-прежнему отказывался от визита священника. Но ситуация, похоже, переломилась 17 июля, в день памяти святых Царственных Страстотерпцев, которых, надо отметить, особо почитает Тамара Ивановна.

Открытка сестре с фронта, из Бессарабии, 21 мая 1944 г.

До этого трижды разные опытные духовники передавали Тамаре Ивановне совет – пригласить батюшку так, чтобы он только посидел рядом с Александром Петровичем, поговорил с ним о чем-нибудь житейском, о прожитой жизни, например. Но Тамара Ивановна находила это бесполезным и опасалась негативной реакции супруга. А в этот памятный, Царский, день – решилась. Видно было, что конец Александра Петровича совсем близок. Знакомый батюшка, отец Сергий Земзюлин, согласился приехать на следующий день, на память преподобного Сергия и преподобномученицы Елисаветы, из поселка Висимо-Уткинска в Тагил, ради болящего Александра. Чтобы соборовать его.

Когда Господь промышлял об этом – сначала в сердце Тамары Ивановны, а потом – в телефонных звонках, – мне ничего об этом не было известно. Тамара Ивановна знала, а мы, остальные, только молились.

«Саша вчера соборовался и только что причастился!»

На ночной службе в Екатеринбургском Храме-на-Крови мне неожиданно дали большой кусочек антидора и просфоры, и они были припрятаны для Тамары Ивановны.

Вернулась я домой из Царского монастыря только на третий день, после службы Радонежским святым. Набрала телефон Тамары Ивановны, чтобы забежать и отдать антидор, и услышала неожиданное: «Саша вчера соборовался и только что причастился!»

***

Был поздний вечер, а священник ушел только час назад. Александра Петровича было не узнать: совершенно пропало то внутреннее напряжение, какое-то противоборство, которое чувствовалось в нем долгие годы.

Он лежал на кровати, сияющий изнутри, ровный, спокойный. И улыбался, как никогда. Помню, как сейчас, его белоснежную футболку и еще – радостный блеск в глазах, который делал его иссохшее лицо необычайно красивым.

Несмотря на духовную радость, он ощущал боли. Я присела на кровати рядом, и Александр Петрович приложил мою руку к мучившему его месту на животе. Смущаясь оттого, что это прикосновение не сможет ослабить боли, и одновременно от радости за Александра Петровича, я медленно прочитала вслух молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Он ее тут же подхватил и все повторял, словно опасаясь забыть – так, как глотают свежий воздух люди, истосковавшиеся по нему. Наконец сказал, повернувшись к супруге: «Запишите мне ее, я не могу запомнить». Мы записали молитву для него на листочек.

На следующий день Тамара Ивановна рассказала события последних двух дней. 18 июля, без всяких согласований с болящим, приехал отец Сергий. Александр Петрович лежал на кровати, а он стал расставлять все необходимое для соборования на столе. Начал молитву, дошел до первого помазания. В это время до того молчавший Александр Петрович ровно произнес в адрес супруги: «Какого жулика ты ко мне привела?!»

Во время первых двух помазаний болящий еще сопротивлялся – закрывал руками лицо. Батюшка спокойно совершал таинство, невзирая на это. С третьего помазания Александр Петрович стал прислушиваться к священнику, а на четвертом уже сам переворачивал ладони. Видимо, уже во время соборования он почувствовал себя легче. И после соборования он больше не стонал от болей так, как это было раньше. Всю ночь он хорошо спал, так,что и Тамара Ивановна тоже отдохнула, а не вскакивала множество раз на очередные громкие стоны.

Проснулся Александр Петрович поздно. Первое, что он сказал с утра супруге, было тихое: «Тамара, Бог есть». Супруга ответила: «Ну, раз Бог есть, то давай теперь исповедуемся и причастимся. Будешь?» – «Буду».

Исповедоваться и причащаться Александр Петрович собрался немедленно. Так, что Тамара Ивановна это не сразу поняла. Он попросил принести брюки, и она испугалась, что так он просится на улицу, что в его состоянии невозможно. Просить брюки ему пришлось еще раз. Потом так же точно он попросил футболку и пиджак. Потом спросил удивленно: «А крестик ты что, мне не даешь?!»

Оделся, словно жених на свадьбу, и сел на кровати ждать, когда приедет священник. А со священником-то, когда идет речь о домашнем причащении, обычно договариваются заранее! И Тамара Ивановна пережила целое приключение, прежде чем ожидание Александра Петровича закончилось появлением батюшки. Но его подробности мы опустим.

Мы не узнаем уже, было ли это напряженное ожидание до самого вечера испытанием для Александра Петровича: в последние три недели он уже не сидел сколько-нибудь долго. Но в этот день так он ждал Христа.

Приехал тезка Александра Петровича, отец Александр Жвакин, с другого конца города. Мягко и внимательно объяснил, что сейчас будет происходить: сначала – небольшая служба, потом – Исповедь, а затем – Причастие.

Александру Петровичу уже было сложно что-нибудь проглотить. И батюшка осторожно вложил в его уста самую крошечку Святого Причастия. Только когда батюшка закончил совершать таинство, Александр Петрович лег, и Тамара Ивановна стала читать для него благодарственные молитвы.

Со следующего дня мужественный воин Александр находился на кресте медленного перехода в вечность. У него особенно болело место боевого ранения в голову. Он терпел. Говорить ему было трудно, только иногда можно было услышать едва различимый шепот. Глотать уже совсем не получалось, и он обходился без воды и пищи. Тамара Ивановна делала все возможное, чтобы облегчить его страдания: обтирала супруга Крещенской водой, мочила ватные тампоны и вкладывала ему в рот, чтобы он сосал их как соску, насколько позволяют силы.

26 июля 2016 года его душа перешла из видимой временной жизни в невидимую, вечную.

***

С супругой и сыном, г. Подольск, 2010 г. – Когда мы с Сашей поженились, мне было 30 лет, а ему – 46. Он тогда работал учителем в пригороде Тагила, в школе села Покровское. И я – там же, – вспоминает Тамара Ивановна. – После войны он поступил в учительский пединститут в Тагиле, закончил его за два года. А дальше всю жизнь занимался самообразованием. Преподавал в школе математику и физику. Несколько лет он жил в Подольске, когда женился в первый раз. Работал там в вечерней школе. С женой у него не сложилось, и он вернулся в Тагил.

Саша много раз ходил на мероприятия, где собирали ветеранов. Придет в свитере – никаких медалей не наденет, за столом за рюмку не возьмется. Он вообще крайне редко прикасался к спиртному и больше двух столовых ложек вина не употреблял. На фронте им давали военные сто грамм. Но он говорил, что не мог их пить, потому что привозили «боевые» в бочках из-под бензина. И он обменивал свои сто грамм на курево. Говорил, что не курить на фронте было невозможно – часто вокруг стоял сильный трупный запах, и чтобы его хоть как-то перебить, он и курил. А после войны он настолько плохо себя чувствовал, что врач ему сказал: «Надо бросить курить». И он в тот же день бросил. Медали он надел на моей памяти только раз в жизни, в 2010-м году. Тогда мы вместе съездили в Подольск. А до этого… Он не любил выставляться напоказ, помню, его ученики в Покровке и не знали, что он прошел войну.

Он не любил выставляться напоказ, его ученики в Покровке и не знали, что он прошел войну

Тамара Ивановна сохранила письмо с фронта, написанное матери Александра Петровича командиром его части, как раз о присвоении наград:

«Гражданке Сотниковой Анне Егорьевне.

Извещаю Вас, что Ваш сын, гвардии младший сержант Сотников А.П., за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награжден орденом ‟Красной Звезды”, медалью ‟За отвагу” и медалью ‟За боевые заслуги”.

Поздравляю Вас с награждением Вашего сына и желаю Вам успеха в Вашей работе.

Командир части полевой почты 89493 капитан Шульцев».

Александр Петрович привез с фронта несколько «Боевых листков» – газет, издававшихся на фронте. Обычно их солдаты расходовали на самокрутки, но эти удалось сберечь от курева. Так для правнуков деда-героя сохранились три печатных свидетельства его мужества (напечатано их было больше). Вот одно из них, под заголовком «Дерзость сапера»:

«Саперы гвардии сержант Михайлов, гвардии красноармейцы Чегорко и Сотников получили приказ: проделать проходы во вражеском минном поле и проволочном заграждении.

Гвардейцы поползли к вражеской обороне и принялись к выполнению задачи. Вдруг из дзота застрочил пулемет. Это немцы, обнаружив саперов, открыли огонь.

У Чегорко созрел дерзкий план уничтожения пулеметчиков врага. Прижимаясь и прячась в высокой траве, Чегорко подполз к вражескому дзоту слева и бросил в амбразуру гранату. Взрыв. Пулемет замолчал. Михайлов, Чегорко и Сотников коротким броском достигли вражеского дзота. Сотников бросил еще гранату, а затем они из автоматов обстреляли глубину дзота.

Фашисты кричали: ‟Русс, не стреляй, сдаемся!”

Гвардейцы прекратили стрельбу, но были наготове, зная коварства врага. 5 фашистов с поднятыми руками вышли из дзота и сдались в плен.

Кроме этого, в дзоте один фашист был убит и один ранен.

Саперы Михайлов, Чегорко и Сотников, выполнив задачу, возвратились в подразделение и доставили 5 пленных фашистов.

Гвардии сержант Л. Наумов».

Александр Петрович был скупым на рассказы о войне. Если бы не эти маленькие заметки в военных газетах, быть может, родные ничего бы и не узнали о его боевых подвигах.

Начинал участие в боевых действиях красноармеец Сотников на Северо-Западном фронте, в Новгородской области, под Старой Руссой. Почти все его сослуживцы тогда полегли, и остаток военной части влили другое формирование. Он стал десантником и минером-подрывником Десятой Гвардейской Воздушно-десантной Сталинской дивизии. Осенью 1943 года командование перебросило дивизию на Степной фронт, затем – на Второй Украинский, потом – на Третий Украинский фронт. Сержант Сотников участвовал в форсировании рек Днепр, Днестр и Прут, в освобождении Тирасполя, Кишинева и Бендер. По окончании лечения в госпитале, куда он попал с ранением в висок и контузией, его отправили учиться на танкового пулеметчика в военное училище в Наро-Фоминск. Демобилизовали в декабре 1945 года из 149-й резервной танковой бригады.

Товарищ Александра Петровича, гвардии ефрейтор Чегорко, о котором писал «Боевой листок», погиб в одном из боев, когда уже освобождали Украину. Он был старше сержанта Сотникова, на Украине его ждали супруга и двое детей. Он берег молодых ребят и все время шел в бой впереди них.

А гвардии сержанта Михайлова Александр Петрович называл не иначе как «друг». Они держались на фронте всегда вместе, готовы были положить друг за друга жизнь. Как-то, при форсировании Днепра, они оказались в первых рядах десанта, и именно этот состав взяли в плен и немедленно стали всех строить по четыре человека. Только оглянулся в другую сторону конвоир, стоявший рядом, Михайлов дернул друга за руку: «Бежим!» Их преследовали два немецких автоматчика, стреляли без передыха. Когда сержанта Сотникова ранило, Михайлов утащил друга к берегу, где они смешались с новой группой десанта. Оба тогда остались живы.

Племянница Александра Петровича, Люся, будучи школьницей, как-то попросила: «Дядя Саша, расскажите о дружбе на фронте». Он начал рассказывать о Михайлове. А когда дошел до рассказа о том, как друг погиб, у него полились слезы. И он не закончил свой рассказ.

***

Промысл Божий непостижим. Но все же его течение зависит для человека и от его собственных поступков, и от примера и влияния окружающих людей – родных, друзей, сослуживцев.

Хочется особо отметить три момента в жизни Александра Петровича. Первое – это его личное старание всегда жить по совести и никого не осуждать. Вот один из рассказов Тамары Ивановны.

Александр Петрович всю жизнь занимался самообразованием. Книг покупал – не счесть. И все их прочитывал. Разнообразие и объем накопившейся библиотеки удивляет: много книг по литературоведению, с биографиями писателей, даже методические издания по литературе. Кроме классики – книги писателей, которых в советское время называли «второстепенными» и «третьестепенными». Масса книг по разным предметам: физике, математике, истории, географии, политике, о цирке, очень много – по искусству. Есть и несколько книг на религиозную тему. Из тех, что вышли в советское время – книга Густава Гече «Библейские истории». Из дореволюционных – букинистический раритет, «Священная история Новаго Завета» (курс средних учебных заведений и городских училищ), изданная в 1915-м году в Петрограде и подписанная чернилами владельцем: «А. Баранов, ученик 1А класса».

Кроме книг, после Александра Петровича осталось 27 коробок выписок и вырезок на разные темы, в том числе стенгазеты, которые он составлял, будучи на пенсии. Для себя. Размещать их было негде, и он складывал их в папки.

Всегда имея под рукой обилие книг, Александр Петрович так реагировал на жалобы супруги на кого-нибудь из коллег-учителей или на трудную ситуацию: он молча уходил за какой-либо книгой, открывал ее и зачитывал отрывок с подобной ситуацией, о том, как из нее герои произведения выходили с достоинством. Никогда не похвалит, но и не поругает. Только зачитает пример. А дальше – поступай, как знаешь.

Ни разу за всю совместную жизнь он не повысил на супругу голоса, не поспорил, не оправдывался.

Во-вторых, ему была особо свойственна редкая на сегодня добродетель – он благоговейно почитал мать, Анну Егоровну. Уважал ее убеждения, оберегал ее внутренний мир. Вера в Бога, Христа Спасителя, была для него, прежде всего, достоянием матери, ее главной ценностью, а Анна Егоровна, как мы уже говорили выше, имела глубокую веру.

Александр Петрович рассказывал супруге, как в 1950-е годы он водил маму в Исторический музей в Москве. В отделе старинных икон Анна Егоровна не сдержала искреннего порыва: оглядываясь по сторонам, истово приложилась ко всем святым образам. Сын это наблюдал и понимал, что, увидь кто и донеси, – возможно наказание за исповедание веры. Но он наблюдал молча, благоговея перед тем, что делала на его глазах мать.

Накануне перехода в вечность чудом обретения Александром Петровичем веры двигала, конечно, соборная молитва

И третье – мама Александра Петровича никогда не оставляла молитву. Может быть, в первую очередь молитвами матери красноармейца Сотникова миновала смерть за три года жестоких боев на фронте. Может быть, в том числе за молитвы и пример матери с Александром Петровичем накануне кончины совершилось чудо. Не изгладились из его сердца и семена веры, посеянные ею в детстве. Прорастали, несмотря на пропаганду коммунистических и атеистических идей – и в спецссылке, и на фронте, и после.

Накануне же самого перехода в вечность чудом обретения Александром Петровичем веры и личной встречи с Богом двигала, конечно, соборная молитва. И к ней приложили сердце и уста читатели сайта Православие.Ru. Прошу вас всегда помнить это свидетельство действенности искренней соборной молитвы и прибегать к ней во всяком затруднительном случае жизни. В том числе в надежде обретения ближними веры, в случаях, с человеческой точки зрения, безнадежных, когда приходит время действовать на сердце человека самому Господу каким-то тайным и непостижимым уму способом. Очень даже стоит соборно приносить человека посредством молитвы к ногам Божиим, как это было с евангельским расслабленным, спущенным перед Христом друзьями – вопреки установленным нормам, через кровлю крыши.