В мае 2007 года православные люди стали свидетелями исторического события: был подписан Акт о каноническом общении между Русской Православной Церковью Московского Патриархата и Русской Православной Церковью Заграницей, положивший конец много десятилетий длившемуся разделению. Это уникальный опыт преодоления раскола в Церкви, и он будет привлекать к себе внимание еще долгое время. Мы попросили ответить на несколько вопросов наместника Московского Сретенского монастыря архимандрита Тихона (Шевкунова) ― человека, очень много потрудившегося для того, чтобы воссоединение стало реальностью.
― Отец Тихон, трагическое разделение единой Церкви осталось в прошлом. Возможно, сейчас отчетливее можно проследить путь, который вел к преодолению этого страшного исторического разлома?
Архимандрит Тихон (Шевкунов) |
Необычайно важны были и те крупицы правды, которые они узнавали о нас, мы узнавали о них. Например, когда мы получали книги из того же Джорданвилля или из Мюнхена, из Германской епархии. Или когда они приезжали в Россию и видели, что Русская Церковь жива, что все те ужасы, которые ей пришлось пройти, не сломили главного — верности Христу и стремления к правде Божией. Тем более, когда наступили иные времена, когда Русская Церковь в Отечестве дала удивительные плоды веры, плоды миссии, горячо отозвавшись на слова Спасителя: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк. 16, 15). В Зарубежной Церкви все чаще и сильнее стали раздаваться голоса о том, что надо по-иному относиться к Церкви в России, так же как и в Московской Патриархии многие начали понимать, что «зарубежники» далеко не враги, что это такие же православные, как и мы, и что все мы составляем единую Церковь. А завершающий этап этих процессов по воссоединению известен: это было уже в начале нынешнего столетия — письма, приглашения, визиты, комиссия. И всё вместе это дало, слава Богу, такой замечательный плод — единство Церкви. Мы смогли доказать, что можем не только разделяться, не только бесконечно ссориться и бесплодно спорить, пожиная только плоды вражды от разделения и непонимания, но можем стремиться к единству в духе Христовом. И именно это, несомненно, большая общая победа!
― Что сделало возможным тот уже вполне официальный диалог между Московским Патриархатом и Церковью Зарубежом, о котором Вы говорите?
― Кроме того, что я перечислил выше, были совершенно конкретные шаги: письмо Святейшего Патриарха митрополиту Лавру с приглашением посетить Москву, которое было передано президентом Владимиром Владимировичем Путиным в Нью-Йорке. Затем несколько заседаний зарубежного Синода, на которых было решено начать диалог. После ― визиты в Россию митрополита Лавра и делегации Зарубежной Церкви, длительная работа комиссий, потом Всезарубежный Собор в Сан-Франциско и, наконец, подготовка и подписание документа о единстве Русской Православной Церкви. Это был серьезный процесс. В целом он растянулся на десятилетия, но самая его «интенсивная» часть — это временной промежуток с 2002 года до 17 мая прошлого года.
― Но всегда было немало трудностей, которые препятствовали объединению, почему оно, собственно говоря, и не состоялось раньше…
― Конечно, было много трудностей, которые приходилось преодолевать или же терпеливо ждать, когда они разрешатся. Были барьеры непонимания, как внутри Московской Патриархии, так и в Зарубежной Церкви. Со стороны Зарубежной Церкви присутствовал большой скепсис и даже страхи начиная с такого: «огромная Московская Патриархия поглотит маленькую Зарубежную Церковь», и кончая опасениями разногласий в каких-то вероучительных моментах. Но и с нашей стороны были всякого рода беспокойства и у определенной части духовенства, и у мирян, что сейчас неизвестные люди придут к нам на Архиерейский Собор: что они из себя представляют, что они привнесут — совершенно не известно.
― Когда готовилось воссоединение, некоторые скептики высказывали предположение, что оно повлечет за собой новый раскол, и значительная часть иерархов и духовенства Зарубежной Церкви не примет подписания Акта. Насколько эти опасения оправдались?
В момент подписания Акта о каноническом общении |
― За время «обособленной» друг от друга жизни и Русская Православная Церковь, и Церковь Зарубежная продолжали приобретать новый опыт ― существования в стремительно изменяющемся мире. Но очевидно, что опыт этот различен. Можно ли сказать, что воссоединение привело к взаимообогащению?
― Несомненно, можно.
― Что приобрели мы из того, чего не имели, и что получили они?
― Мы получили Евхаристическое общение. Святейший Патриарх не один раз подчеркивал, что самое главное — это совместная молитва, возможность совместного совершения Евхаристии, приношения Бескровной Жертвы, причащения. Я, например, не один год общался со многими зарубежными епископами, священниками, мирянами, но не было самого главного в нашем общении — Евхаристии. Ведь ничего выше этого нет по слову Псалмопевца: се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132, 1). Что может быть выше, что может с этим сравниться? Мы это получили. О чем большем еще говорить?
Что касается приобретений Русской Православной Церкви... Во-первых, существует интересная для нас практика в Зарубежной Церкви: они живут на Западе в совершенно других общественных отношениях, в том обществе, в хорошем или плохом, не важно, в которое мы только вступаем. Их практика и опыт по сохранению Православия в этих новых для нас условиях, конечно, необычайно ценны. Во-вторых, мы получили таких замечательных архипастырей и пастырей, как, например, почивший недавно владыка Лавр. За очень недолгие месяцы общения Россия его по-настоящему полюбила и оценила. А еще мы все получили возможность созерцать Промысл Божий в нашей жизни и в жизни Церкви — само воссоединение. Я думаю, что впереди еще много общих свершений, которые Церковь в России будет осуществлять в единстве с Церковью «в рассеянии».
А представители Зарубежной Церкви получили всю Церковь в России, что, согласитесь, тоже немало, и конечно же, в первую очередь, то самое духовное единство, о котором мы говорили. Они теперь могут приезжать сюда, в Россию, могут причащаться, могут полноценно совершать паломничества к родным святыням.
― Отец Тихон, Вам пришлось общаться с митрополитом Лавром лично, можно ли рассказать о нем поподробнее?
Митрополит Лавр и архимандрит Тихон (Шевкунов) |
Помню случай в первый мой приезд в Джорданвилль. В один из дней после долгой беседы с владыкой Лавром я пошел на обед в братскую трапезную. Кто-то из монахов разносил еду, как это обычно бывает в монастырях. Я был погружен в свои мысли и не особенно обращал внимания на окружающих до тех пор, пока старческий голос вдруг не позвал: «Батюшка, а вам чай какой, покрепче или послабее?». И когда я обернулся, то увидел митрополита Лавра — он был в этот день разносчиком еды. Вот такой маленький эпизод.
― Можно ли говорить о достижении полного единения, или восстановление внутрицерковного единства, начавшееся после подписания Акта, продолжается?
― Что можно сказать после того, как совершается совместная Евхаристия? Полное это единство или еще что-то можно добавить? А что касается всех остальных аспектов взаимоотношений, то они, конечно же, будут постоянно развиваться, приобретать какие-то новые качества.
― Можно ли подвести какие-то итоги прошедшего года?
― Есть такое понятие: мир в Церкви. Мне кажется, что новое качество мира в Церкви установилось после этого события. На последнем праздновании тезоименитства Святейшего Патриарха (как раз тогда в последний раз мы видели митрополита Лавра, приехавшего с делегацией) все выступавшие, начиная от самого Святейшего Патриарха,— постоянно возвращались к теме воссоединения. Потому что для всех это была великая радость. Все ощущали, что сделано большое дело. Настоящее Божие дело. И это чувство остается. Это, наверное, самое главное.