Странник

Василий Перов. Странник

Сейчас странников не осталось. Хотя тяга к странствиям живет в нашем сердце, зовет в путь, тревожимая протяжным гудком поезда дальнего следования или белоснежной дорогой, уходящей в неизвестные просторы. Тяга к странствиям рождает строки поэта милостью Божией:

Благодати исполнены кущи,
Пруд, заросший туманом, кадит.
Мир тебе, одиноко идущий,
И тому, кто тебя приютит.

Помню, я слушала эту песню отца Романа, и она затрагивала в душе какие-то неведомые струны, звала за собой.

И, крестами себя пообвесив,
Побреду неизвестно куда,
Заходя в близлежащие веси,
Стороной обходя города.

Правда, я твердо знала: сейчас странников нет, ну, или почти нет. И вот встретила одного из них в Дивеево. Но все по порядку.

На святом источнике монастыря безлюдно. Конец ноября, тихо падает снег, деревья в инее. Часовенка стоит белоснежная. И от морозного воздуха вода купели кажется еще холоднее. Топчусь нерешительно у купальни и собираюсь с духом.

— Смелее, сестричка! Это ж только на пользу — для здоровья…

Оборачиваюсь и вижу: рядом с часовенкой сидит путник. Одежда простая, но теплая, для дороги — в самый раз, за плечами рюкзак, видно: паломник опытный. Очень добрые и умные глаза — они привлекли мое внимание. Завязалась беседа.

Так я познакомилась с Володей. Он подарил мне свою историю, которую разрешил рассказать.

Володе 50 лет, а выглядит он лет на десять моложе. Вообще, я заметила, что многие верующие люди, внимательные к своей духовной жизни, выглядят моложе своих лет. Может, из-за постов и благочестия? А может, потому что к старости все наши страсти на лице проступают: и гнев, и похоть, и гордыня? А они со страстями всю жизнь борются… И чистота души внешне проявляется, светится в добрых глазах, во всем облике…

Володе было 8 лет, когда умерла мама. В дом вошла мачеха. В 12 лет мальчишка ушел из дома и стал бродяжкой.

— Почему ты убежал из дома? Мачеха плохая была?

— Почему плохая… Хорошая…

— Ладно. Осуждать ты не хочешь, понятно… Поставим вопрос иначе: она тебя любила?

— Она любила водочку…

Володя объездил всю страну на электричках. К спиртному его не тянуло никогда, Господь уберег. Нравилось путешествовать, места новые видеть. Кто знает, может, и пропал бы, превратившись в бомжа. Но Господь промышлял о сироте. В Бога Володя верил с детства, мама была верующей. Но после ее смерти в храме не бывал. И вот как-то в электричке один убогий калека, сидя на скамейке и болтая обрубками ног, сказал юноше:

— Вижу я, что ты пока парнишка чистый. Что ты в миру-то трешься? Чему ты здесь научишься? А ты вот поезжай в Почаев! Что это такое? А это, братец, монастырь такой… Сама Божия Матерь там прошла… И стопочка ее есть… Там так хорошо! Эх! Как начнут молиться, как будто и не на земле стоишь, а уже на небесах!

А Володя к тому времени ноги уже сильно обморозил во время своих путешествий. И очень захотелось ему в этот самый Почаев. Может, маму вспомнил, может, службы церковные, когда ребенком был. Зима, сугробы, ветер завывает. А в храме тепло с мороза, лампадки так уютно горят, пахнет чудесно. Все это ожило в памяти. И решил Володя: «Еду в Почаев!»

И ведь доехал! Это был конец 70-х годов, и атеистической пропаганде не было видно конца. В монастыре не разрешали оставлять молодых насельников, регулярно устраивали облавы. Преследовали и паломников. Пойманных судили за тунеядство. А то и в психиатрическую больницу отправляли. Оттуда выпускали, превратив в инвалидов. Увидят, что не жилец уже, тогда и выпустят. В этой больнице мучили в 60-е годы и прославленного ныне в лике святых Амфилохия Почаевского. Вывело его оттуда живым только заступничество дочери Сталина, Светланы Аллилуевой, которую старец когда-то вылечил.

Будущая духовная мать Володи, схимонахиня, тоже этой лечебницы не избежала. Выпустили умирать. Ходить она уже не могла. Ноги отекли и стали как тумбы от сильнодействующих лекарств, которыми пытались «вылечить» ее от веры в Бога. Священник соборовал умирающую. После соборования на ногах открылись язвы, и из них потоком хлынула дурно пахнущая жидкость. А потом ноги приняли обычный вид, и она отправилась в храм, благодарить Бога за исцеление.

Когда Володя добрался до Почаева и вошел в церковь, у него было сильное искушение. Как будто кто-то шептал ему на ухо, да злобно так: «И зачем только ты сюда приехал?! Плохо здесь, плохо! Уезжай быстрей отсюда!» Смотрит Володя: действительно, плохо. Не нравится ему здесь. Один клирос — мужской, поют слишком громко. И чего орут?! А второй, женский, что ли? Или смешанный? Пищат чего-то… И не разберешь, что пищат. А вокруг бабульки с котомками толкаются. То одна его своей котомкой пихнет, то другая. Нет, ничего хорошего нет здесь, надо скорее уезжать…

Решил Володя уехать, да побыстрей. Поднял глаза на икону Божией Матери, да так и застыл. Пережил он в тот момент настоящее чудо. Видимо, Богородица это чудо сотворила, чтобы бесовские прилоги от неопытного паломника отогнать. Почувствовал Володя теплоту, которая как бы сверху на него спустилась, на голову. И прошла через все тело. И стало враз всему телу так тепло, так хорошо! И сами собой слезы полились. Льются потоком, да и только.

А вокруг все оказалось в каком-то розовом сиянии. И слышит он: один клирос поет — мощная и сильная молитва. А другой клирос — нежно так, как ангельский хор. А толкают его со всех сторон — так это будто волны в море покачивают. И стало Володе так хорошо, так хорошо! И понял он, что это его Божия Матерь вразумляет. И показывает, как все вокруг него духовно выглядит. В духовном мире.

Почаев

Так и остался Володя в Почаеве. В самом монастыре прожил год. Но оставаться там постоянно молодому человеку в то время было очень трудно: власти строго следили, чтобы молодых в монастырь не принимали. И паренек присоединился к странникам. Странники эти знали еще преподобного Кукшу и Амфилохия Почаевского. Они ходили по одному и тому же маршруту: Почаев — Божья Гора — источник святой праведной Анны. На Божьей Горе тоже был святой источник. Вот за ними и ухаживали странники.

Источник святой праведной Анны, по преданию, был построен на месте явления чудотворной иконы Божией Матери. В те времена было принято на месте обретения икон возводить часовни и устраивать купальни. Когда икона Пресвятой Богородицы явилась людям, они рассказали об этом местному помещику. Тому жалко было денег на возведение часовни, и он заявил: «Какая там икона?! Я ничего не вижу!» После этих слов помещик на самом деле перестал видеть — ослеп. Прозрел он только после слезного покаяния и строительства часовни. Сейчас там находится скит.

К святым источникам приезжали тысячи людей. Исцелялись, искупавшись, и приходили к вере или укрепляли ее. Когда исцеление происходит на глазах у всех, то вера становится крепкой, живой.

Володя рассказывал, как на его глазах в источнике искупалась хромая женщина, которую с трудом привел на Божью Гору ее сын, молодой неверующий мужчина. Как с иронией и насмешкой наблюдал он за молитвой матери перед иконами. И как сменилась эта насмешка слезами раскаяния и радости, когда после купания мать оставила костыли и потихоньку пошла, а потом и побежала по Горе, ликуя от счастья.

Сам Володя, окунувшись в источник, увидел, что обмороженные когда-то ноги стали синими. Сначала испугался. А после купания увидел, как больные ноги принимают совершенно здоровый вид, какой был у них до обморожения. Так исцелился начинающий странник.

Атеисты не могли, конечно, терпеть укрепления в людях веры в Бога. Собирался комсомольский актив сел, общественники, коммунисты, с ними обычно были и представители власти, милиция. Они приезжали и закапывали источники, забрасывали их мусором, битым стеклом, песком, лили масло. Ломали или сжигали иконы, каплицы. И уезжали. Источник святой праведной Анны вообще залили бетоном, но вода все равно пробилась. Когда источник снова засыпали землей, вода вновь ударила с новой силой, исцеляя и даруя жизнь.

Странники приходили и восстанавливали святые источники. Расчищали место, снова вешали иконы и чистые рушники, убирали песок и стекла, мусор. И всегда находились люди, которые помогали им материально: давали краски и доски для икон, рушники, материал для восстановления. Интересно, что часто эти благодетели были из числа тех самых общественников и представителей власти, которые принимали участие в разрушении святых источников. Днем они делали то, что диктовала безбожная власть, а ночью — то, что шептал им голос совести.

Неделю, самое большее, месяц, все оставалось в порядке, после чего следовал следующий визит безбожников и снова — разрушение. А страннички приходили опять и снова все восстанавливали. Жили они милостью Божией. Спали, где придется: в лесу — так в лесу, под кустом. Пустят в баньку или в хату — спаси Господи! Ели тоже что придется. Большинство из них сожгли свои документы, отказавшись быть гражданами безбожного государства.

— А ты, Володя?

— Я? Тоже, конечно, все попалил.

— А вас ловили?

— А то как же?! И охотники на нас шли с двух сторон строем, а мы, как зайчики, под кустами сидели, и милиция приезжала, облаву устраивала. И общественники преследовали.

— Тебя хоть раз поймали?

— И в милицию забирали неоднократно, и допросы устраивали. Но Господь хранил как-то. Приедет милиция с облавой к хате, где мы ночуем, из машины выйдут. А мы в окно их увидим — и все на колени. Читаем 90-й псалом: «Живый в помощи Вышняго». Сердечко бьется, трепещет. Молитва горячая… Они постоят, покрутятся вокруг хаты, в шеренгу выстроятся. А заходить — не заходят. Как будто решиться не могут. А потом или кто-то позвонит им по рации, или просто, как будто они чего-то испугались — сядут быстро в машину и уедут восвояси. А мы в изнеможении на пол опустимся…

Володя научился писать иконы, резать по дереву. 20 лет провел он в Почаеве, оберегая и восстанавливая святые источники с Божьими странниками.

А потом пришли времена, когда канула в прошлое безбожная власть. Никто больше не разрушал святые источники. Отпала нужда прятаться по лесам от преследователей. Жизнь большинства странников Божьих, которые ходили с юным Володей по лесам и полям, подошла к концу. Переселились они в другие края, «иде же несть печаль, ни болезнь, ни воздыхание». Да и сам Владимир был уже не юношей. Годы перевалили 40-летний рубеж.

И стал тогда Володя странствовать по святым местам России. Опять на электричках, а когда и пешком. Был у любимой Матронушки в Москве, в Троице-Сергиевой Лавре, в Дивеево… Да где только не был! И на Дальнем Востоке, и в Крыму, и на Урале… Устав от многолюдства городов и сел, он жил подолгу в лесу. Прошел пешком всю Чусовую по уральской тайге. На перевале Дятлова чуть не погиб в снегопаде, еле успел спуститься вниз.

— Знаешь, как в тайге хорошо? Город или село — там люди, музыка, шум, крики… Где человеку отдохнуть? А в тайге — хорошо! Очень я люблю лес! Зверюшек люблю… А они меня не трогают: чуют, что я человек мирный, не охотник, не рыбак.

— А кого из зверей ты видел?

— Мишку несколько раз видел… Иду мимо речки, смотрю: игрушка, что ли, такая большая плюшевая? Страха, главное, никакого нет… А он на меня смотрит — глаза круглые, нижняя губа отвисла, от удивления, видать. Я отвернулся в сторону, чтоб его не сердить, да и пошел тихонько. А он рыкнул — и в другую. Я манси одному рассказал, что подумал про мишу: «Мишка плюшевый». — А манси смеется: «Ну-ну… А он про тебя подумал: “Завтрак туриста”«.

— А еще кого видел?

— Косулю. Она кричит — как собака лает. Лося видел. Кабана. А знаешь, какие птицы любопытные?! Вот, представь, две сойки на двух деревьях сидят и по очереди выглядывают, на меня смотрят. Интересно им. А филин тоже — любопытный такой! Как начал надо мной летать! А потом сел и стал головой качать в разные стороны, как будто думу думает.

— И как тебе там, в тайге? Одному?

— Знаешь, так хорошо! Чувствуешь такой мир в душе, такой покой. И любовь. К людям, к зверюшкам, птичкам — ко всему миру Божьему. Чего думаешь, злиться, сердиться… Смотрите, как хорошо! Как чудесно все Господь сотворил! Красота!

— А не страшно одному?

— Так я ж с молитвой иду! Всех святых вспомню: Матронушку, преподобного Серафима Саровского, святителя Николая Чудотворца. Батюшка Серафим один в лесу жил, снытью питался, травой такой… И Трифона Вятского вспомню, и Симеона Верхотурского. Тоже ведь странники были… Как о них подумаю, так сердце и взыграет! А начнешь Иисусову молитву читать, так и тепло станет, согреешься…

— А если дождь, снег, мороз?

— Как-то встретил в тайге туристов. Один из них, при полном параде, мне и говорит: «Что это на тебе одежда такая — прошлого века? И почему ты без палатки? Сейчас новые материалы есть, современные. Наденешь такую одежду — и холода не чувствуешь совсем! А палаточки! Легкие, комфортные! А ты — как первобытный человек! Так и замерзнуть можно! Хочешь, я тебе подарю комбинезон из суперсовременного материала?» Поблагодарил я его, но отказался. А про себя подумал: «Да уж… Если надеть современную туристическую одежду, да еще палаточку, да еще удочку и ружьишко… Так, может, тогда и вовсе никуда не ходить? Остаться в доме, в квартире? Тепло, и сухо, и комфортно… Все удобства…»

Володя улыбается по-доброму, а я вспоминаю Оптинского схиигумена Гавриила (Виноградова). Он отказывался, когда чада пытались усовершенствовать быт любимого больного батюшки. Ему дарили заварочный чайник, а он его возвращал назад, приговаривая: «Так к такому чайнику нужно же ситечко! А потом и пошло-поехало!» Сколько лишних вещей можно приобрести, когда приобретение чего-то одного тянет за собой покупку массы другого…

Володя продолжает:

— Понимаешь, ты идешь и сливаешься с природой. И молишься. Чувствуешь природу так, как будто ты — часть ее. Не отгораживаясь синтетикой. Понимаешь?

— Понимаю, вот только мы с тобой сейчас с источника идем, и я замерзла сильно после купания. Ветер еще такой в лицо… Смотри — как раз магазин. Давай зайдем — чуть согреемся?

— Зайди, зайди…

Я захожу и вдыхаю теплый воздух магазина, тру ледяные щеки и нос. Оборачиваюсь и вижу, что мой спутник не зашел вслед за мной. Жду пару минут, и выхожу на улицу, где сильный ледяной ветер метет поземку. Володя спокойно стоит на ветру и ждет меня.

— Ты чего не зашел? Замерз ведь?

— Да, замерз. Так и хорошо… Когда мерзнешь, ум просветляется…

— Ты и в тайге так же?

— Понимаешь, это не я — такой супермен. Я — так себе, обычный, слабый человек. Да и не странник я никакой сейчас… Какой же я сейчас странник?! Никто сейчас не гонит, не преследует, никаких святынь не восстанавливаю… Я сейчас — просто бомж… Бродяга… Хоть и по святым местам бродяга… Ты меня странником-то не величай… Понимаешь, я уже просто не могу жить на одном месте, с малых лет ходил… Вот те Божьи странники, которых я знал — вот это были настоящие странники. Они за веру подвизались, о святынях заботились… Идешь с ними — по колено в воде, по болоту, под дождем… Несколько суток напролет мокрый. По естеству должен человек заболеть. А под защитой Божией — даже не чихнешь. Есть бывает нечего несколько дней. Бывало, ели рябину, шиповник, грибы, даже листья смородины дикой. По естеству ты должен ослабеть от голода. Ведь проходишь много километров. А под защитой Божией голода не чувствуешь. Есть совсем не хочется.

Звери тебя могут в тайге растерзать. А ты идешь — и чувствуешь Божий покров. И Божью помощь. Звери тебя не боятся, и ты их не боишься… Идешь по дикой тайге, по естеству должен заблудиться. А с Божией помощью не заблуждаешься. Вот как преданная хозяину собака за много километров находит свой дом, даже если дороги не знает. Так и ты — молишься, включается интуиция, как бы компас такой внутренний, и Господь ведет тебя. А вот если начнешь не на Бога, а на себя полагаться — на одежду суперсовременную, да еще на ружье или удочку — тогда не знаю…

А ночью, у костра, откроешь Евангелие и читаешь, и будто открывается тебе все новое и новое. Читаешь главу, много раз перечитанную, смотришь — а вот то, что ты раньше не понимал! Смысл открывается…

Володя вздыхает. Он устал — давно так много не разговаривал.

Через несколько дней мы попрощались. Я смотрела ему вслед и думала: разными стезями идем мы к Богу. Один спасается путем смирения, другой — терпения, третий — рассуждения, четвертый — милосердия. Кто-то — благочестивой семейной жизнью, кто-то — монашеским подвигом, кто-то — путем странника. И как различны эти пути!

Мы в кругу семьи, друзей, коллег, или среди монашеской братии, а он один. Только душа и Бог. Мы покупаем и приобретаем, и, даже, когда полон дом вещей, находим, что еще прикупить. А он все свое носит с собой. Мы опасаемся дефолта и кризиса. А у него нет не только денег, но и пристанища, а часто и хлеба, зато есть вера в Промысл Божий. Наши глаза и чрево вечно несыты. А он привык обходиться малым. Такие мы разные.

Но на самом деле, между нами — много общего… Все мы — странники по жизни, и время неумолимо отсчитывает часы нашей короткой земной биографии. Господи, Ты проведи нас Сам по нелегкой нашей дороге! Нас, заплутавших, запутавшихся, заблудших, обремененных грехами многими и жестокими скорбями. Не оставь нас, милосердный Господи, не дай заблудиться Твоим странникам. Помоги рабу Божьему Владимиру не сбиться с пути! Дай, милосердный Господи, нам, блудным сыновьям Твоим, упование — в конце пути увидеть Тебя, Отца и Бога нашего. И устало вздохнуть, и тихо заплакать от счастья в Твоих Отеческих объятиях.