Церковь в правление императоров Фоки и Ираклия

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Осада Константинополя в 626 г.

Узурпатор Фока захватил верховную власть в 602 году при патриархе Константинопольском Кириаке, преемнике святого Иоанна Постника, отошедшего ко Господу в 595 году. Епископ Рима Григорий Великий поддерживал с ним теплые отношения в бытность свою апокрисиарием папы Пелагия II в имперской столице. Поэтому восшествие Кириака на патриарший престол внушило ему, в ту пору уже папе, надежду, что Кириак откажется от употребления титула Вселенского патриарха, который усваивали его предшественнику. Прерванное при святом Иоанне Постнике евхаристическое общение между Римом и Константинополем было восстановлено, но Кириак не отказался от пререкаемого титула, и отношения между папской курией и Константинопольской Патриархией были снова омрачены. В 602 году Кириак венчал Фоку императорской диадемой. Когда Фока приказал вывести из храма Святой Софии супругу свергнутого императора Маврикия Константину с тремя дочерьми, где они укрывались от грозившего им убийства, «патриарх Кириак, – по словам Феофана Исповедника, – воспротивился тирану и не допустил, чтобы насильно взяли из храма женщин. Потом, поверив клятвам Фоки, что не причинит им никакой обиды, вывели их из святого храма и заключили в монастыре»¹. Вскоре после этого, в конце 606 года, патриарх Кириак скончался.

Вдруг кресты, без какого-либо видимого воздействия извне, стали шататься, ударяться друг о друга и разламываться

Почти год Константинопольский престол вдовствовал, пока 21 октября следующего года на него не был избран диакон Фома, занимавший должность сакелария Святой Софии, на которую он был назначен еще Иоанном Постником. Патриарх Фома почитается в сонме святых. Из его жития известно, что в пору его патриаршества в Галатской провинции случилось необычное происшествие: во время крестного хода деревянные кресты, которые несли его участники, внезапно, без какого-либо видимого воздействия извне, стали шататься, ударяться друг о друга и разламываться. Когда об этом происшествии доложили патриарху, он попросил прозорливого старца преподобного Феодора Сикеота истолковать это знамение. И тот предсказал разделения и бедствия, которые потрясут Церковь и империю. Патриарх вместе с Феодором молился Богу о том, чтобы Он призвал его к Себе до наступления времен, когда сбудется знамение, явленное в Галатии. Святитель Фома отошел ко Господу вскоре после этого, в 610 году, а предсказанные преподобным Феодором Сикеотом бедствия, каковыми оказались пленение Животворящего Креста Господня персами, арабская агрессия, повлекшая огромные территориальные потери государства, и, наконец, распространение потрясшей Церковь монофелитской ереси, произошли уже при преемнике святого Фомы Сергии, занимавшем Константинопольский патриарший престол в продолжение почти трех десятилетий.

Учение о «единой энергии» и попытка унии с монофизитами

Дата и точное место рождения патриарха Сергия неизвестны, но его родиной была Сирия, и происходил он из монофизитской среды. Православное исповедание он принял в юности. Вступив затем на поприще церковного служения и перебравшись в столицу, он выделялся среди константинопольского клира обширными знаниями и острым умом. Патриархом Сергий поставлен был еще при узурпаторе Фоке, в год его падения и гибели. 5 октября 610 года он возложил императорский венец на голову Ираклия, и в тот же день повенчал его браком с Евдокией. Очень скоро он заслужил полное доверие императора и сблизился с ним, став его самым авторитетным советником не только в церковных, но и в государственных делах. Когда после провальных неудач в войне с персами Ираклий собирался уже оставить Константинополь и перенести императорскую резиденцию в родной ему Карфаген, патриарх Сергий отговорил его от этого малодушного намерения, внушив ему надежду с Божией помощью отстоять столицу. Более того, патриарх потребовал от Ираклия принести принародную клятву в Святой Софии, «что он ни при каких обстоятельствах не покинет столицы»². Во время осады Константинополя аварами, славянами и гепидами Сергий совершал каждодневные богослужения и устраивал крестные ходы по улицам столицы. После одержанной ромеями победы над варварами, бежавшими от стен Константинополя, появилось знаменитое благодарственное песнопение Богородице «Взбранной Воеводе», вероятно, им составленное.

Одной из забот императора Ираклия, которую до конца разделял и патриарх Сергий, было преодоление религиозной розни между православными диафизитами и преобладавшими на восточных окраинах империи – в Армении, Сирии и Египте – монофизитами. Неудачи его предшественников в достижении этой цели не удержали Ираклия от возобновления поиска почвы для сближения и преодоления конфессионального противостояния, а патриарх Сергий с энтузиазмом поддержал в этом императора: его, как выходца из Сирии и в прошлом сирояковита, эта больная тема волновала особенно остро.

Преодолеть противоречия между диафизитами и монофизитами попытались тогда предложением новой христологической формулы «единая энергия» – учением о том, что при различии природ – Божественной и человеческой – единство ипостаси во Христе обнаруживается в единстве действия, или энергии. Впоследствии, в послании, адресованном Римскому папе Гонорию, сам патриарх Сергий приписывал эту инициативу Ираклию. Он писал, что император предложил эту формулу «миа энергиа» в беседе с северианским епископом Павлом Кривым, которая состоялась в Феодосиополе, современном Эрзеруме, в 622 году, во время успешного восточного похода Ираклия: «Его благочестивейшее императорское величество (так как вместе с прочими дарами Божиими он получил дар изобиловать знанием божественных догматов), обличивши и победивши его ложное нечестие, как истинный защитник нашей Церкви, противопоставил его низким злоухищрениям правые и непорочные догматы церковные, в числе которых упомянул и об одном действии Христа, истинного Бога нашего»³. Но в действительности это учение принадлежит самому Сергию. Еще в 617 году он употреблял выражение «миа феандрики энергиа» – «единое богомужное действие» – в письме сирояковитскому епископу Георгию Арсу.

Тремисс императора Ираклия В 626 году император, находясь в Лазике, в ее главном городе Фазисе (современном Поти), встретился с местным епископом Киром и беседовал с ним на христологические темы. Кир выразил сомнение в догматической допустимости формулы о едином богомужном действии, прежде всего в том, что она совместима с томосом папы Льва, положенным в основание Халкидонского ороса, но вслед за тем в переписку с ним вступил патриарх Сергий, которому удалось переубедить Кира, и тот переменил свое мнение. Казалось бы, открывалась перспектива восстановления канонического общения с монофизитским Востоком.

Еще в конце VI века католикос Кирион и возглавляемая им Иверская Церковь, которая в течение 70 лет под влиянием соседнего Армянского католикосата исповедовала монофизитство, вошла в общение с Кафолической Церковью, после чего на Армяно-григорианском соборе, состоявшемся в Двине в 596 году, она была анафематствована: «Мы приказали об иверийцах – не иметь с ними никакого общения ни в молитве, ни в еде, ни в дружбе, ни в кормлении детей. Не ходить к кресту, прославленному в Мцхете, не принимать их в наши церкви, удаляться от браков с ними; только покупать и продавать, как евреям»⁴. Принятие приемлемой для монофизитов христологической формулы «миа энергиа» императором Ираклием и патриархом Константинопольским Сергием давало надежду на восстановление евхаристического общения и с самой Армяно-григорианской церковью, по меньшей мере с теми армянскими епископами, кафедры которых находились на территории, отвоеванной Ираклием у Ирана.

В ту пору церковь имперской Армении возглавлял католикос Эзра, резиденция которого находилась в Феодосиополе (Эрзеруме) – у армян этот город назывался Карин. Эзр соперничал с католикосом Персоармении Христофором. В Карине у него состоялась встреча и беседа с императором Ираклием. «Император… предложил ему самому ответить: в чем неправославие халкидонского постановления? После трех дней размышления Эзра не нашел ничего возразить. Император спросил тогда: почему же Халкидон не приемлется?.. После этого Эзра был вызван в лагерь императора Ираклия… И там он решил соединиться с греческой иерархией»⁵. С тех пор в течение 85 лет армянские епархии на территории Ромейской империи имели каноническое общение с халкидонитами, употребляли в Евхаристии квасный хлеб и вино, смешанное с водой.

Униональный опыт был предпринят Ираклием и патриархом Сергием также в Сирии и Египте. В Сирии Ираклий решил действовать в явочном порядке, без предварительного согласования условий соединения. В 630 году в Эдессе его с подобающей торжественностью встречал местный сирояковитский епископ Исаия, затем он молился за Рождественском богослужении в монофизитском храме и, действуя в стиле современных экуменистов крайнего направления, подошел к чаше, чтобы причаститься. Епископ Исаия потребовал от него предварительно осудить Халкидонский Собор и его орос. Ираклий вышел из собора и приказал немедленно по окончании Литургии передать его халкидонитам. Епископ Исаия доложил о случившемся сирояковитскому патриарху Антиохии Афанасию. В Иераполе состоялась встреча императора с Афанасием, которого сопровождало 12 епископов. В ту пору, с 611 по 639 год, православный патриарший престол Антиохии оставался вакантным. В результате переговоров Афанасий принял предложение императора о воссоединении с сирийскими халкидонитами при условии запрета халкидонитам отстаивать учение о двух действиях или двух волях во Христе.

Православные епископы Сирии отвергли унию, и император вынужден был считаться с их верностью Халкидону

Слух о том, что православные епархии Сирии будут отданы во власть монофизитского патриарха, встревожил ревнителей Халкидонского ороса в Сирии и соседней Палестине. В ту пору насельник Лавры Саввы Освященного писал: «Слышно, говорят об Антиохии, что там появился предтеча антихриста, который хочет овладеть Антиохийским престолом. Называют его Афанасием, а проповедует он учение Аполлинария, Евтихия, Севира и Якова»⁶. Православные епископы Сирии отвергли унию, и император вынужден был считаться с их стойкостью в отстаивании Халкидонского догмата. Встав на их сторону, он даже издал акт, воспрещающий назначать монофизитов на государственные должности.

Это не значило, однако, что он вовсе оставил унионистские попытки. Основные усилия направлены были на соединение халкидонитов Египта и значительно превосходивших их числом коптских монофизитов. Относительно малочисленную православную общину Александрии возглавляли с конца VI века последовательно патриархи святой Евлогий, Феодор, святитель Иоанн Милостивый и Георгий, скончавшийся в 630 году. И вот на вдовствующую Александрийскую кафедру после возвращения Египта из-под власти персов ромеям в 631 году, по совету Константинопольского патриарха Сергия, был поставлен переведенный из Иверии Кир, которого, в бытность его епископом Фасиса, Сергий убедил в православии формулы о едином богомужном действии во Христе. При своем назначении он был удостоен своеобразного отличия – права ношения сапог разных цветов: черного и красного. Красный сапог символизировал принадлежность патриарху делегированных ему императором полномочий государственного сановника, как оказалось, правда, ненадолго, поскольку Египет был вскоре завоеван мусульманами.

По приезде в Египет патриарх Кир сразу принялся с присущей ему неуемной энергией за введение унии, и в июне 633 года он созвал в Александрии объединительный Собор с участием епископов халкидонитов и умеренных монофизитов-феодосиан. Униональный акт составлен был в виде 9 анафематизмов. В них учение о Боговоплощении излагалось со ссылками на святителя Кирилла Александрийского и его языком, более приемлемым для монофизитов, чем богословский язык томоса папы Льва Великого и Халкидонского ороса. Моноэнергетическая формула включена в 7-й анафематизм: «Если кто, говоря, что Господь наш Иисус Христос созерцается в двух естествах, не исповедует… что один и Тот же Христос и Сын производил и богоприличное, и человеческое одним богомужным действием, по выражению святого Дионисия (имеется в виду автор «Ареопагитик». – прот. В.Ц.)… да будет анафема»⁷.

Константинополь

Кир докладывал в Константинополь о ликовании христиан Александрии и Египта по поводу достигнутого воссоединения, но в этом донесении содержалось очевидное преувеличение: и среди православных халкидонитов, и среди монофизитов оставалось немало тех, кто отвергал унию: вне Александрии, в провинции, особенно на юге, в Верхнем Египте, решительно преобладали монофизиты, отвергшие унию. Монофизитский патриарх Вениамин удалился из столичной Александрии на юг Египта. По словам А.В. Карташева, «в Александрии Кир продолжал бороться с монофизитским упорством и все чаще и чаще прибегал к полицейским насилиям. Копты в свою очередь при случае зверствовали. Например, один “мелкитский” священник был ими сожжен живым вместе с его семьей. У последующих коптских… писателей имя Кира не отличается от всех других (“халкидонцев”) и произносится как имя злого гонителя, даже и предтечи антихриста. Как переведенный в Александрию с Кавказа, он пренебрежительно называется “кавказским человеком” (ал-мукавказ по-арабски)… Национальные сепаратисты ничем, никакими уступками не удовлетворялись. Им нужна была ересь, чтобы отделиться от греков»⁸. Вскоре эти чаяния исполнились в полной мере и с избытком: мусульмане завоевали Египет, устранив «мелкитскую власть» над ним.

Решительное несогласие с унией выразил находившийся тогда в Египте святой Софроний

Среди православных решительное несогласие с унией выразил находившийся тогда в Египте святой Софроний, который вместе с Иоанном Мосхом собирал сведения о преподобных отцах, подвизавшихся в Египте, для знаменитого патерика «Лимонарий», или «Луг духовный». Они оба были ученейшими людьми: Софроний ранее преподавал риторику в Дамаске. В Египте Софроний пребывал долго, сблизился там со святым патриархом Иоанном Милостивым и помогал ему отстаивать Халкидонский догмат в полемике против монофизитов. Ко времени унионистского Собора ему исполнилось уже 80 лет. Ознакомившись с проектом девяти анафематизмов еще до их провозглашения на Соборе, Софроний, падая в ноги Киру, умолял его отказаться от своего пагубного замысла, исключить из анафематизмов выражение «миа энергиа» («одна энергия»), но Кир стоял на своем, опираясь на поддержку со стороны императора Ираклия и патриарха Сергия. Из Египта святой Софроний направился в Константинополь. Беседуя с патриархом Сергием, он убедил его отказаться от употребления выражения «миа энергиа». Со своей стороны и Софроний пообещал Сергию впредь не употреблять в полемических сочинениях выражение «две энергии».

Святитель Софроний, Патриарх Иерусалимский В 634 году скончался патриарх Иерусалимский святой Модест, и в преемники ему был неожиданным образом избран престарелый ревнитель халкидонской христологии Софроний. За этим последовало издание им окружного известительного послания (синодики), в котором он, не употребляя выражения об одной или двух энергиях во Христе, тем не менее по существу дела отстаивает учение о двух энергиях, вытекающее с логической неизбежностью из Халкидонского ороса о двух природах во Христе: «Слово истинно воплотилось и… облеклось телом и было познаваемо как единый Сын, производящий из Себя всякое действие: Божественное и человеческое, телесное и бестелесное, видимое и невидимое, описуемое и неописуемое, соответствующее действенности естеств Его, и само по себе непрестанно проповедующее и постоянно возвещающее эту двойственность»⁹.

Избрание на Иерусалимский патриарший престол противника моноэнергизма, святость жизни которого была хорошо и широко известна, обеспокоило патриарха Сергия. Особые опасения у него возникли из-за ожидаемой поддержки Софрония со стороны Римской кафедры и всей Западной Церкви – до тех пор папы либо были не осведомлены о спорах, возбужденных на христианском Востоке униональной политикой императора и Константинопольского патриарха, либо там выдерживали паузу, чтобы получить более полную информацию о происходящем.

Ересь папы Гонория и вопрос о «непогрешимости пап»

В период, последовавший за преставлением святителя Григория Двоеслова, Римский престол занимали Савиниан – с 604 по 606 год, Бонифаций III – в 607 году, Бонифаций IV – с 608 по 615 год. В 609 году папа Бонифаций IV, по словам Беды Достопочтенного, «получил от императора Фоки в дар Римской Церкви святилище, издревле называемое Пантеон, поскольку там находились изображения всех богов. Удалив оттуда всю скверну, он основал там церковь, посвященную святой Матери Божией и всем мученикам Христовым, дабы по изгнанию сонмища демонов служила она памятью сонму святых»¹⁰. Освящение храма состоялось 13 мая, и с тех пор в этот день Римская Церковь праздновала память всех святых, позже праздник был перенесен на 1 ноября. После кончины Бонифация IV Римскую кафедру занимал Деодат, а с 619 года – Бонифаций V, скончавшийся в 625 году.

Папа Гонорий I Его преемником стал Гонорий, родом из Кампании, сын Петрония, который имел звание консула. По словам историка Рима Ф. Грегоровиуса, «избранием единоплеменника знатного рода римляне должны были быть довольны, так как Гонорий, образованный и набожный человек, старался следовать примеру великого Григория… Гонорию создали славу его церковные постройки, которыми он… обессмертил свое имя»¹¹.

В историю Церкви Гонорий вошел, однако, главным образом не по причине своего деятельного храмостроительства. Опасаясь негативной реакции Рима на свои богословские инициативы, патриарх Сергий обратился к нему с посланием, в котором рассказал о том, как новый патриарх Александрийский Кир присоединил к Кафолической Церкви бывших монофизитов, и о споре, в который вступил с ним «преподобный монах Софроний, ныне поставленный в предстоятели Иерусалимские»¹². В послании Гонорию патриарх Сергий вносит словесную коррекцию в прежнюю христологическую формулу, заменив слово «действие» («энергиа») на слово «воля» («фелима»): «Один и Тот же Сын единородный, Господь наш Иисус Христос, истинный Бог, действует и по Божеству, и по человечеству… Выражение “одно действие”, хотя оно и употребляется некоторыми из святых отцов, странно и возмутительно звучит в ушах некоторых, предполагающих, что оно произносится в смысле уничтожения двух естеств, соединенных во Христе, Боге нашем, неслитно и ипостасно, – чего отнюдь нет, и да не будет, равно как соблазняет многих и выражение “два действия” как не употребляющееся ни у кого из божественных и достославных тайноводителей Церкви, следовать которому притом же значило бы предпочитать две противоположные одна другой воли, например волю Бога Слова, желавшего совершить спасительное страдание, и волю человечества, противящуюся Его воле»¹³. В этом пассаже Сергий прибегает к своего рода подлогу, потому что его оппоненты, настаивавшие на учении о двух действиях во Христе, а затем также, после предпринятой им терминологической модификации полемики, и на двух волях, вовсе не помышляли о такой человеческой воле во Христе, которая бы противилась воле Божией. «Невозможно, – пишет патриарх Сергий, – чтобы в одном субъекте находились вместе две противоположные одна другой воли»¹⁴.

Этот его аргумент в ходе позднейшей полемики будет опровергнут преподобным Максимом Исповедником, но папе Гонорию доводы его Константинопольского собрата показались вполне убедительными, несмотря на то, что на деградировавшем культурно Западе VII века Гонорий имел репутацию богословского светила величайшей яркости. По характеристике В.В. Болотова, «вследствие жалкого состояния просвещения в Риме Гонорий целою головою стоял по образованию выше своих современников, за что и пользовался от них величайшим уважением»¹⁵. В Риме его превозносили как мужа сильного умом, рассудительного, мудрого, учительного. При этом, по словам А.В. Карташева, «пером Гонория был его секретарь, впоследствии папа Иоанн IV»¹⁶.

Это типично римская позиция – не придавать значения тонкостям богословской диалектики

В своем ответном послании Гонорий, соглашаясь с Сергием, находит полемику об одном или двух действиях во Христе лишенной подлинного богословского смысла, схоластическим и пустым спором о словах, увлекаться которым могут лишь люди с умом самодовольных школьников: «Писание ясно показывает, что Господь наш Иисус Христос, Сын и Слово Божие, чрез Которого все произошло, один действует по Божеству и по человечеству. А как нужно говорить или мыслить, одно или два действия должны происходить ради дел Божества и человечества, это нас не касается, мы предоставляем это грамматикам или писателям по ремеслу, которые в своих писаниях для детей имеют обыкновение выставлять напоказ обретающиеся у них имена»¹⁷. Вторя Сергию, Гонорий призывает впредь не употреблять выражений «одно» или «два действия», «чтобы младенчествующие, преткнувшись о название “два действия”, не подумали, что мы сочувствуем несторианскому безумию, или, если бы опять мы стали исповедовать одно действие Господа нашего Иисуса Христа, не показаться для дебелого слуха исповедующими глупость евтихиан, – остерегаясь, чтобы пепел тех, чьи тщетные и пустые орудия были сожжены, не возжег снова огней пламененосных вопросов, – в простоте и истине исповедуя Господа нашего Иисуса Христа одного действующего в Божественном и человеческом естестве, – считая лучшим, чтобы пустые естествоиспытатели, праздные и надутые философы разражались против нас возгласами лягушек, чем чтобы простые и смиренные духом народы христианские могли остаться голодными. Никто не увлечет философией и пустой лестию учеников рыбаков»¹⁸. Это типично римская позиция – не придавать чрезмерного значения тонкостям богословской диалектики, увлечение которой будто бы порождается греческой любовью к словопрениям, но держать во главе угла пастырскую заботу о спасении малых сих, которым чужды и недоступны извивы и ухищрения философских спекуляций.

В послании папы излагается православное халкидонское учение о соединении двух природ, Божественной и человеческой, во Христе, но по вопросу, вызвавшему бурю в церковной среде, Гонорий однозначно занимает позицию еретическую. Квинтэссенция его богословия выражена в словах: «Мы исповедуем в Господе Иисусе Христе одну волю («эн фелима»)»¹⁹. Эта его формула и послужила впоследствии основанием для его анафематствования отцами VI Вселенского Собора.

В свете позднейшего римско-католического учения о папской непогрешимости соборное осуждение папы Гонория составляет для католической экклезиологии камень преткновения. Поэтому написаны монбланы книг и статей, задачей которых является либо прямая апология Гонория, либо такая интерпретация его заблуждения, которая делала бы ее совместимой с ватиканским «догматом» о папской непогрешимости. «Кардинал Hergenroether в своей церковной истории… перечисляя только важнейшее по этому вопросу, насчитывает до 16 ученых, решающих вопрос против, и до 8, защищающих это послание в сочинениях более или менее специальных»²⁰. Но это статистика почти полуторастолетней давности, потому что книга кардинала Гергенретера вышла в 1880 году. Резюмируя различные версии апологии папской непогрешимости перед лицом осуждения Гонория Вселенским Собором как еретика и излагая контраргументы по поводу каждого из приводимых тезисов, А.В. Карташев, следуя за аргументацией В.В. Болотова, писал: «I. И послание папы Гонория, и деяния VI Вселенского Собора интерполированы. Но ведь не только эти деяния говорят о ереси папы Гонория, а и множество других документов, писем той эпохи свидетельствуют о том же. II. Латиняне говорят, что Собор осудил ложное мнение… Однако на деле мнения папы были другие. Осужден ошибочный факт (error facti), а не лицо. III. Папа действовал так из “икономии”, желая погасить спор. Но ведь папа принял в споре под защиту только одну сторону. IV. Будто бы папа высказал это суждение не ex cathedra. Но тогда что же такое ex cathedra?.. Обращение к папе сделано официально, как именно к папе, и по вопросу догматическому… VII. …Выражение (эн фелима) неправильно. Но мысль папы была правильна, ибо он утверждал томос папы Льва. Но ведь в том-то и состоят ереси, что из правильных церковных предпосылок делаются неправильные выводы. Так и Сергий с Киром из гармонии и безгрешности воли во Христе делали вывод и о “миа энергиа”, и об “эн телима”, но уже в сознательном онтологическом смысле»²¹.

Апологет папской непогрешимости, живший в XX веке, униат П.-П. Иоанну писал, что воззрения папы Гонория были православными, но выражены неудачным языком, предоставив тем самым оружие монофелитам против защитников православного учения о двух волях во Христе, за что Гонорий и был осужден VI Вселенским Собором; поэтому папы – преемники Гонория и признавали его анафематствование. «Осуждение Гонория, – пишет П.-П. Иоанну, – в действительности нисколько не умалило авторитет престола Петра в вопросах веры»²². Однако данное обстоятельство доказывает обратное тому, что хочет доказать Иоанну. Если бы до осуждения Гонория папы притязали на вероучительную непогрешимость, а на Востоке их притязания признавались, то осуждение Гонория либо вовсе не могло состояться, либо своим осуждением папы Собор отверг бы прежде признаваемые притязания. На самом деле Римская кафедра, настаивая на своем вероучительном авторитете, в ту пору еще не претендовала на непогрешимость, и потому, осуждая одного из занимавших ее епископов, подобно тому, как на других Соборах осуждались другие епископы, в том числе и предстоятели первых престолов – Несторий, Диоскор, Сергий, VI Собор, говоря словами П.-П. Иоанну, «не умалила авторитет престола Петра». И преемников Гонория, весьма щепетильных в вопросах, касавшихся прерогатив Римской кафедры, его осуждение не смущало, пока не было объявлено urbi et orbi непостижимое учение о папской непогрешимости.

«Эктесис» и раскаяние императора

Император Ираклий побеждает Хосрова II. Париж, Лувр

Поддержка со стороны папы укрепила патриархов Сергия и Кира, а также императора Ираклия в отстаивании учения о единой воле во Христе. Монофелитизм стал своего рода официальным исповеданием империи: его основные положения были представлены в акте, изданном осенью 638 года в виде императорского эдикта под заглавием «Изложение веры» («Эктесис тис пистеос»). Действительным литературным автором «Эктесиса» был патриарх Сергий. Составленный им первоначальный набросок проекта этого документа относится еще к 634 году. В этом акте воспроизводится монофелитическая формула, изобретенная Сергием и одобренная Гонорием: «Посему… во всем последуя святым отцам, исповедуем единую волю (эн фелима) Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога»²³. Декларируя учение о единой воле во Христе, «Эктесис» воспрещал дальнейшие споры об одной или двух энергиях, или, что то же, действиях в Нем.

Так император Ираклий и предстоятели первенствующих Церквей (Римской, Константинопольской, Александрийской) обнаружили приверженность еретическому учению. Антиохийский патриарший престол занимал монофизит Афанасий, вступивший в общение с теми халкидонитами, которые ранее приняли учение патриарха Сергия о едином богомужном действии во Христе. Из пентархов лишь святитель Софроний Иерусалимский отверг монофелитскую ересь.

Конец 630-х годов завершился смертью основных участников контрверс вокруг этой ереси: «В 637 или 638 году скончался святитель Софроний Иерусалимский, в декабре 638 года – патриарх Сергий, ранее, в октябре того же года, папа Гонорий, в феврале 641 года – император Ираклий»²⁴. После завоевания Египта мусульманами, в 642 году умер и патриарх Александрийский Кир. Его преемником был поставлен разделявший монофелитское заблуждение Петр. Константинопольский патриарший престол занял монофелит Пирр, а после его низложения в 641году – единомышленник Сергия и Пирра Павел. По кончине святого Софрония Иерусалимский престол вдовствовал до начала VIII века. В 640 году на Антиохийскую кафедру был поставлен монофелит Македоний.

В Риме после смерти Гонория папой был избран римлянин Северин, но его хиротония и интронизация задержаны были более чем на год, вероятно по той причине, что он отказывался принять и подписать злополучный «Эктесис». И вот пока папский престол оставался не занятым, в ожидании утверждения императором избранного епископа Рима, в городе случился эксцесс, вызвавший возмущение горожан. Истощение имперской казны побудило Ираклия к безрассудному шагу, подорвавшему его авторитет в Италии. В 640 году он приказал Равеннскому экзарху Исаакию экспроприировать средства из папской казны, пользуясь моментом, когда папа Гонорий умер, а избранный в его преемники Северин еще не получил санкцию на вступление в должность. Для осуществления этой акции находившийся в Риме хартуларий Маврикий во главе толпы по распоряжению экзарха штурмом взял Латеранский дворец и опечатал его хранилище. Часть захваченных сокровищ срочно прибывший в Рим Исаакий выслал императору в Константинополь, а остальное забрал себе.

Клирики, посланные в качестве апокрисиариев из Рима в Константинополь для получения императорской санкции на поставление папы, были задержаны на пути в столицу. По распоряжению патриарха Пирра все подведомственное ему духовенство обязано было подписать «Эктесис». Поскольку римские апокрисиарии въехали на территорию Константинопольского Патриархата, от них также затребованы были подписи, но они отказались поставить их, сославшись на отсутствие у них соответствующих полномочий. И все же санкция на интронизацию Северина от императора была получена, апокрисиарии вернулись в Рим, и Северин «вступил на престол Петра 28 мая 640 года, но занимал его недолго — всего два месяца и шесть дней». Нет никаких свидетельств, что условием утверждения его избрания было согласие подписать «Эктесис». VI Вселенский Собор, выявивший предстоятелей Церквей, виновных в приверженности монофелитской ереси, и посмертно их осудивший, включил в список анафематствованных имя одного Римского папы – Гонория. Преемник Северина Иоанн IV, в прошлом исполнявший секретарские обязанности при Гонории, родом из Далмации, занимал папский престол до своей кончины, последовавшей в 642 году. В 641 году он публично отверг «Эктесис».

Ираклий умер в мире с Православной Церковью, исповедуя правую веру в две природы и две воли во Христе

Смертельно больной император, узнав о происшедшем, отвернулся от монофелитской ереси и в свое оправдание писал папе Иоанну, что не он, но патриарх Сергий виновен в составлении этого документа. Верно, что не Ираклий был автором «Эктесиса», но он издан был от имени не патриарха, а императора и по его воле. Современный византолог Дж. Норвич замечает по этому поводу: «Измученный болезнью, лишившись мужества, он при последних своих вздохах отвергал какую бы то ни было ответственность за “Эктесис”. Он – дело одного только Сергия, – стонал он, – лишь по настоянию патриарха он против собственной воли дал согласие на его издание. Так и умер 11 февраля 641 года один из самых значительных византийских правителей с очевидной ложью на устах, в сраме и унижении»²⁵. Норвич не присутствовал у одра императора Ираклия. Сказанное им – литературная выдумка, навеянная попыткой Ираклия оправдаться в глазах папы. Важнее, однако, не то обстоятельство, что он лукавил, умаляя свою ответственность за «Эктесис», но его отречение от ереси, содержащейся в этом злополучном документе: Ираклий умер в мире с Православной Церковью, исповедуя правую веру в две природы и две воли во Христе.

Преподобный Иоанн и его «Лествица»

Преподобный Иоанн Лествичник VII столетие было временем катастрофического падения образования и культуры на латиноязычном Западе империи, в Италии и Африке, до известной степени этот процесс захватил и грекоязычный мир. Очагами просвещения все в большей мере и на Востоке становятся монастыри, количество которых в эту эпоху росло; множилось и число их насельников. В отличие от приходивших в упадок светских школ, в которых продолжали изучать «внешних» писателей, монастырская школа и монастырская наука носили исключительно христианский характер, и создававшиеся в этих обителях труды посвящались науке из наук – учению о спасении. Многие из этих писаний утрачены, но лучшие аскетические творения сохранились тщанием усердных читателей и переписчиков. В сокровищницу святоотеческих творений вошла читаемая и усердно изучаемая ищущими спасения христианами на протяжении многих веков «Лествица» («Климакс») преподобного Иоанна, который своим прозвищем Лествичник обязан этому своему творению.

Его житие составлено было учеником преподобного монахом Раифского монастыря Даниилом. В нем сообщаются основные сведения о его жизни и подвигах, но время и место его рождения, равно как и дата его кончины остаются в точности неизвестными. «Не могу сказать с достоверностью, – так начинается составленное Даниилом Житие святого, – в каком достопамятном граде родился и воспитывался сей великий муж»²⁶. По версии Никифора Каллиста, написавшего толкования на «Лествицу», этим градом была столица империи. Каллист называет отцом преподобного Иоанна святого Ксенофонта, а братом его Аркадия, но в других источниках эти сведения не находят подтверждения. Из источников на основании косвенных данных извлекаются и разные даты его рождения: 525 или 579 годы, а также кончины – 595, 605, 649, 680 годы. Во всяком случае хронологические рамки его жизни определяются следующим образом: «с одной стороны, он жил не ранее подвижников газской школы преподобных Варсонофия Великого и Иоанна (VI в.), аскетическое учение которых нашло отражение в “Лествице”, с другой стороны, до преподобного Феодора Студита (конец VIII в.), во времена которого Иоанн Лествичник почитался как подвижник прошлого»²⁷. Основные события его жизни, обозначенные в Житии, написанном Даниилом, известны.

Святой родился в состоятельной семье, ибо получил хорошее образование: по словам агиографа, он «обладал внешнею мудростию»²⁸, которую, впрочем, нетрудно обнаружить и в его творениях. В 16 лет он оставил мир и пришел на Синай, вступив в монастырь, который в ту пору был посвящен Преображению Господню и Неопалимой Купине. Позже, в XI веке, он получил новое название – святой великомученицы Екатерины, мощи которой были обретены синайскими монахами в VI столетии. Приняв в этой обители постриг, святой Иоанн «вверился духовному руководству аввы Мартирия»²⁹. По прошествии 19 лет, когда его старец отошел ко Господу, Иоанн «исходит на поприще безмолвия… и, избрав место удобное к подвигам уединения, в пяти стадиях от храма Господня (место это называется Фола), он провел там 40 лет в неослабных подвигах, всегда пылая горящею ревностию и огнем божественным»³⁰. Жилищем ему в пустыне служила гранитная пещера. Около пещеры он устроил огород, плодами которого питался. Преподобный Иоанн подвизался в молитве и посте, который у него, однако, не доходил до крайностей: «Он употреблял все роды пищи, без предосуждения разрешаемые иноческому званию, но вкушал весьма мало, премудро сокрушая чрез это… рог кичливости»³¹. Святой покидал пустыню, чтобы посетить Скитский и Тавенниотский монастыри в Египте и приобрести аскетический опыт, которым с ним поделились тамошние монахи.

Монастырь св. Екатерины, Синай, Египет.

Поставленный после 40-летнего пустынножительства игуменом монастыря Неопалимой Купины, преподобный Иоанн мудро наставлял братию обители, заслужив от нее именование нового Моисея. Учительность святого дала повод его завистникам упрекать его в «излишней говорливости и пустословии. Но он вразумил их самым делом… ибо молчал в течение целого года, так что порицатели его превратились в просителей и говорили: заградили мы источник приснотекущей пользы, ко вреду общего всех спасения»³². Незадолго до отшествия ко Господу преподобный поставил своим преемником по управлению монастырем родного брата Георгия, посвященного в сан епископа, а сам вернулся на прежнее место подвигов, в гранитную пещеру в Фоле, где вскоре преставился. Георгий пережил брата на 10 месяцев. Кончина самого Иоанна последовала 30 марта. В этот день и совершается его память, а кроме того ему посвящается 4-е воскресенье Великого поста.

Желая преподать наставление и тем монахам, которые не смогут уже слушать его, преподобный Иоанн написал «Лествицу», или «Скрижали духовные». «Лествица» прямым образом адресована монахам, в ней представлен монастырский уклад, но содержащиеся в ней наблюдения над человеческой душой, искренне стремящейся к спасению, над искушениями, которые подстерегают подвижника в его духовной жизни, советы и наставления преподобного полезны всякому христианину, идущему путем духовной брани. Книга отличается обдуманностью предлагаемых поучений, опирающихся на опыт молитвенного и аскетического подвижничества самого автора, ясностью и доступностью изложения; в ее построении есть система, основанная на закономерностях духовной жизни, которую преподобный представляет в виде постепенного восхождения по лестнице, по образу той лестницы, которую в древности в сонном видении узрел праотец Иаков.

Характеризуя в самом начале книги отношение тварных созданий – людей и ангелов – к своему Творцу, святой пишет: «Из всех созданных благим и преблагим и всеблагим Богом нашим и Царем… разумных и достоинством самовластия почтенных существ одни суть други Его, другие истинные рабы, иные рабы непотребные, иные совсем чужды Ему, другие, наконец, хотя и немощны, однако противятся Ему. И други Его… суть собственно умные и бестелесные существа… истинные рабы Его – все те, которые неленостно и неослабно исполняют волю Его, и непотребные – те, которые хотя и удостоились крещения, но обетов, данных при оном, не сохранили… Под именем чуждых Бога и врагов Его следует разуметь неверных, или зловерных (еретиков); а противники Богу суть те, кои не только повеления Господни сами не приняли и отвергли, но сильно вооружаются против исполняющих оные»³³.

«Никто не должен, выставляя тяжесть и множество грехов своих, называть себя недостойным монашеского обета»

Удобнейший путь духовного восхождения, которое совершается чрез борьбу со страстями, – это монашеское житие и делание. Вступлению на этот путь не препятствует греховная жизнь в прошлом: «Никто не должен, выставляя тяжесть и множество грехов своих, называть себя недостойным монашеского обета и ради своего сладострастия мнимо унижать себя, вымышляя извинения во грехах своих: ибо где много гнилости, там нужно и сильное врачевание, которое очистило бы скверну; а здоровые не поступают в больницу»³⁴. Важно только иметь искреннее и неослабное намерение шествовать узким и тесным путем и, отрекшись от мира, не обращаться умом и сердцем вспять, побеждать в себе сожаление об утраченных удовольствиях и удобствах жизни в миру. Не напрасно подвизается тот инок, кто сохранил ревность и горячность, которая подтолкнула его к поступлению в монастырь, «неугасимою и даже до конца жизни своей не переставал всякий день прилагать огонь к огню, горячность к горячности, усердие к усердию, и желание к желанию»³⁵.

Монашество сопряжено с подвигом отсечения самоволия, влекущего ко греху, поэтому по вступлении в монастырь надлежит поступить в послушание опытному наставнику и повиноваться ему во всем, всецело доверяя ему свое спасение, обретая тем самым истинное и спасительное смирение. Преподобный Иоанн приводит в «Лествице» слова «одного из искуснейших старцев»: «Благоразумный послушник, если и мертвых будет воскрешать, и дарование слез получит, и избавление от браней достигнет, всячески думает, что это совершает молитва отца его духовного, и пребывает чужд и далек от суетного возношения»³⁶.

Пустыни Синая. Фото: прот. Игорь Пчелинцев / Православие.Ru

«Не ужасайся, если и каждый день падаешь, и не отступай от пути Божия, но стой мужественно»

Иоанн Лествичник, избравший иноческое житие в самом раннем возрасте, не имевший опыта жизни в миру, обнаруживает в своем труде тончайшее знание человеческой души, ее греховных вожделений, ее немощей и страстей – знание, почерпнутое не от общения с миром, но от тщательного наблюдения над собой, над подстерегающими инока искушениями и из преодоления греховных движений сердца подвигом молитвы и воздержания: «Когда мы впали в ров беззаконий, то не можем выйти из него, если не погрузимся в бездну смирения кающихся… Часто старые привычки мучительным образом обладают и теми, которые оплакивают грехи свои… никакой ум не постигает, какие грехопадения случаются с нами от нерадения, какие попущением Промысла и какие по оставлению Божию. Впрочем, некто сказал мне, что если мы падаем в грех по попущению Божию, то вскоре и восстаем, и отвращаемся от греха; ибо Попустивший не дозволяет, чтобы мы долго были одержимы бесом печали. Если мы пали, то прежде всего против этого беса да ополчимся; ибо он, представ во время молитвы нашей и вспоминая нам прежнее наше дерзновение к Богу, хочет отторгнуть нас от молитвы. Не ужасайся, если и каждый день падаешь, и не отступай от пути Божия, но стой мужественно; и, без сомнения, Ангел, который хранит тебя, почтит твое терпение. Когда язва еще нова и горяча, тогда удобно исцеляется; но застарелые, оставленные в небрежении и запущенные раны неудобно исцеляются, ибо для врачевания своего требуют уже многого труда, резания и прижигания… Прежде падения нашего бесы представляют нам Бога человеколюбивым, а после падения жестоким»³⁷.

Грехи и страсти не свойственны первозданной природе человека, сотворенного Богом, но коренятся в уклонении человеческой воли от следования природе: «Бог не есть ни виновник, ни творец зла. Посему заблуждаются те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе… мы сами природные свойства к добру превратили в страсти. По естеству, например, мы имеем семя для чадородия; а мы употребляем оное на беззаконное сладострастие. По естеству есть в нас и гнев, но на древнего оного змея; а мы употребляем оный против ближнего. Нам дана ревность для того, чтобы мы ревновали добродетелям; а мы ревнуем порокам»³⁸.

Лествица. Фрагмент иконы

Классикой аскетической науки стал представленный преподобным Иоанном поэтапный процесс возникновения и развития греховной страсти в человеческой душе: «По определению рассудительных отцов, иное есть прилог, иное – сочетание, иное – сосложение, иное – пленение, иное – борьба и иное – так называемая страсть в душе… Прилог есть простое слово или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом… сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбою называют равенство сил борющего и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстию называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и чрез навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится»³⁹.

Грехи, в которые впадает монах или живущий в миру человек, многообразны и взаимосвязаны: «На живущих в мире, во время недуга, нападает бес гнева, а иногда и дух хулы. Живущие вне мира бывают мучимы бесами объядения и блуда, если они изобилуют всем потребным; если же они пребывают в местах, удаленных от всякого утешения и подвижнических, – то бывают искушаемы бесами уныния и неблагодарности. Приметил я, что иногда блудодейственный волк усиливает болезни недугующих и в самых болезнях производит движения и истечения. Ужасно было видеть, что плоть, среди лютых страданий, буйствует и неистовствует»⁴⁰. Рассуждая о взаимосвязи и взаимозависимости грехов, святой учит, что один и тот же грех может иметь своей причиной разные страсти: «Безвременный смех, например, иногда рождается от беса блуда, а иногда от тщеславия, когда человек сам себя внутренно бесстыдно хвалит; иногда же смех рождается и от наслаждения (пищею). Многий сон происходит иногда от насыщения; иногда же от поста, когда постящиеся возносятся; иногда от уныния, а иногда и просто от естества… Уныние происходит иногда от наслаждения; а иногда от того, что страха Божия нет в человеке»⁴¹.

Уже самые названия грехов, воспроизведенные в заголовках отдельных «слов», или глав, «Лествицы», заключают в себе такое знание человеческой души, которое почерпнуто из Священного Писания, книг отцов, советов старцев и из опыта личной борьбы со страстями: «О памятозлобии»; «О злословии и клевете»; «Об унынии и лености»; «О любезном для всех и лукавом владыке, чреве»; «О нечувствии, то есть об омертвении души, и о смерти ума, предваряющей смерть тела»; «О малодушной боязливости, или страховании»; «О многообразном тщеславии»; «О безумной гордости»; «О неизъяснимых хульных помыслах».

Грехам противопоставляются добрые дела и подвиги, также обозначенные самими заголовками «слов»: «О беспристрастии, то есть отложении попечения и печали о мире»; «О блаженном и приснопамятном послушании»; «О попечительном и действительном покаянии…»; «О памяти смерти»; «О радостотворном плаче»; «О безгневии и кротости»; «О нетленной чистоте и целомудрии, которое тленные приобретают трудами и потами»; «О бдении телесном: как мы чрез него достигаем духовного и как должно оное проходить»; «О кротости, простоте и незлобии, которые не от природы происходят, но приобретаются тщанием и трудами, и о лукавстве»; «Об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве»; «О рассуждении помыслов и страстей и добродетелей»; «О благорассмотрительном рассуждении». Последние ступени «Лествицы», возводящей на небо блаженного бесстрастия, самими названиями соответствующих «слов» указывают на приближение к совершенству: «О священном безмолвии тела и души»; «О матери добродетелей, священной и блаженной молитве и о предстоянии в ней умом и телом»; «О земном небе, или о богоподражательном бесстрастии и совершенстве, и воскресении души прежде общего воскресения»; «О союзе трех добродетелей, то есть о вере, надежде и любви».

Протоиерей Георгий Флоровский, резюмируя учение преподобного Иоанна о конечной цели подвижничества, о том состоянии, в которое приходят поднявшиеся на верхнюю ступень лествицы, писал: «Это есть некое исступление или восторжение души силою Духа – или экстаз. Это есть “молчание ума”, и “молчание есть таинство будущего века”. Это есть покой созерцания, он выше всякого делания. Это есть уже откровение Божие в чистом уме. В нем уже предображается Царствие Божие… Душа в непостижимом единстве уподобляется Богу и озаряется высшим светом… Но дар подается в ответ на подвиг, обычно во время молитвенного стояния, когда душа бывает в особенности собрана и сосредоточена и готовится внимать Богу… Так и на высотах не отменяется синэнергизм подвига и добра, свободы и благодати»⁴².

В «Лествице» не отразились взбудоражившие церковную жизнь богословские споры вокруг учения о едином богомужном действии во Христе и затем о единой воле в Нем, которые пришлись, вероятно, на последние годы земного жития преподобного Иоанна. Возможно, правда (ввиду отсутствия бесспорных хронологических сведений о нем), что ко времени злополучной богословской инициативы патриарха Сергия он уже преставился. Нет ни в творении преподобного Иоанна, ни в его Житии, составленном Даниилом, и упоминаний об исламской экспансии, которая затронула возглавляемую им обитель самым прямым образом.

Около 630 года Синай был завоеван мусульманами и вошел в состав халифата. Христианам Синая предоставлена была свобода вероисповедания под условием лояльности исламским властям и выплаты подушной подати – джизьи. При этом насельники монастыря Неопалимой Купины были освобождены от джизьи и поземельного налога – хараджа. Существует предание, фактическая основа которого подвергается сомнению в исторической науке⁴³, но которое отражено в позднейших памятниках, о том, что еще в 624 году синайские старцы получили охранную грамоту – фирман – от самого Мухаммеда, подлинник которого был изъят из обители и доставлен в Константинополь после захвата Египта османским султаном Селимом I. Согласно преданию, фирман был начертан на пергаменте из кожи газели куфическим письмом и скреплен отпечатком руки Мухаммеда. Хранящаяся в монастыре великомученицы Екатерины копия фирмана, в частности, гласит: «Да не сменится епископ или священник от своих мест и не изженется монах из своего монастыря… Да не разрушится ни единая из церквей или часовен их и да не употребится ничего из принадлежащего церквам их на постройку мечетей или домов мусульманских»⁴⁴.

В VII столетии ислам приняло обитавшее вблизи монастыря, в ту пору еще посвященного Преображению и Неопалимой Купине, бедуинское племя джабалия, происхождение которого восходит к переселенным при святом Юстиниане 200 семьям из Александрии и Понта Анатолийского. Но, несмотря на перемену вероисповедания, эти бедуины продолжали защищать обитель и обслуживать ее.