Дракон Хельга

Какое-то время, довольно долгое, я жил в Германии. Зачем-то. Чаще – из-за заработка, изучения языка, друзей и постоянных путешествий, необходимых и не очень. Конечно, впечатления юности крепко осели в памяти, многое можно рассказать – о чем-то взгрустнуть, над чем-то посмеяться, над чем-то призадуматься. Например, над историей о «Драконе Хельге», которую так прозвали за кажущийся ну уж слишком трафаретно немецкий характер даже сами немцы. О том, что никаким драконом эта бабушка не оказалась, как выяснилось впоследствии. О том, что многим православным не мешало бы поучиться у такого «дракона».

Дракона Хельгу терпеть не могли подростки. Дракон Хельга вызывал страх у взрослых района. Страх передавался детям, испытывавшим перед ней мистический ужас. Старики нашего квартала Хельгу почему-то любили и часть своей пенсии неизменно оставляли в ее мясной лавке.

Подростки быстро переиначили ее фамилию, и из Хельги Кольдреп она стала Хельгой Кебаб. Не переставая быть Драконом при этом, конечно. Частенько стены мясной лавки были исписаны пожеланиями Дракону – либо найти своего Зигфрида в конце концов, либо обернуться уже красавицей. Кебаб лютовала и неистовствовала, оттирая незатейливые пожелания и грозя всеми небесными карами.

Молодой человек, на красный свет надо стоять!

Наше знакомство с Драконом убедило меня в правильности выбранной клички. Приехал в Германию ровно в четыре утра. И без объявления – традиции соблюдать надо. Тишина в городе над вольной рекой Рейном. Ни машины, ни велосипеда, ничего – благодать немецкая. Только птицы свистят по-над водоемом. Соловушки, кажется. Отнаслаждался свистом, пошел домой. Перекресток. «Зебра». Перехожу. Скрипучий голос, каркающий, с присвистом, я аж подпрыгнул от неожиданности: «Молодой человек, на красный свет надо стоять!» Нормальный такой «гутен морген»: стоит бабка у светофора, ждет, главное, зеленого света и возникает почем зря. «Бабушка, – говорю, – здравствуйте. А ничего, что первой машины, которая тут, может быть, проедет, ждать часа полтора? А ничего, что я домой желаю и “зебру” эту вашу преодолею секунд за пять? И нечего тут призраком пейзаж оживлять. Улитка проползет – и то весь город услышит, а вы тут в платочке под деревом стоите – страшно же». – «Я повторяю (“Их видерхоле”): на красный свет надо стоять. Стоять (“Хальт”)!!!» – три восклицательных знака еще припечатала – весь квартал точно проснулся. Смылся я подальше, в общем: вот те и соловушки рейнские с утра пораньше, – думаю.

Друзья утешили, сказали, что мне еще сильно повезло: Дракон Хельга может читать нотации и нравоучения часами. «Ты, – говорят, – пропустил ее пассаж про то, что правила дорожного движения написаны кровью (“Феркерсрегельн зинд мит блут гешрибен”) и что соблюдать надо не только ПДД, но главное – заповеди, потому что заповеди (“геботе”) тоже написаны кровью всего человечества и Бога – о как! А то, что она с утра по листве протезами щелкает, так это потому что Кебаб держит мясную лавку и всегда приходит на работу раньше всех. И время в районе делится не на ночь и день, а на “до Дракона” и “после Дракона”. Она шибко правильная и требует, чтобы правила соблюдались всегда и неукоснительно. Иначе, – говорит, – никакой жизни в Германии не будет – будет, как во всем остальном апостасийном мире. Слово-то еще выучила: апостасия! А что это вообще такое, никто и не знает. В лавке у нее – цитаты благочестивые из Библии развешаны, четки во всю стену и девиз: “Ora et labora” – ясен пень, ненормальная. Из Баварии, наверное».

Посмеялись. Забыли. Дел было невпроворот, и касались они исключительно «labora» – о молитве если кто и вспоминал, то про себя. Стройка, контракты, переводы, переезды – Дракон Хельга Кебаб остался где-то в подсознании образчиком тупого законничества.

И как-то так получилось, что вовремя нам денег не заплатили, несмотря на всю нашу работоспособность. Ждите, – говорят, – граждане и неграждане. Потерпите хоть пару деньков, а лучше неделю-две. Проблемы у фирмы. Можно сказать, кризис: после Рождества и Нового года нет у нас денег. Энтшульдигунг (извинение) за это прискорбный.

Кто-то предложил устроить забастовку. Я встрял, говорю: «Давайте лучше голодовкой пригрозим. К тому же жрать и в самом деле нечего, да и не на что. Совместим приятное с полезным». Посмеялись, подвигали впалыми щеками.

Наутро стало совсем невмоготу. Походили по городу, насобирали пустых бутылок и банок, сдали в супермаркете – получилось несколько несчастных марок. Ну, как несчастных: если с умом покупать, то пару дней протянем. «А иди-ка ты в магазин, купи-ка макарон с помидорами, а то мы двигаться больше не можем, голодно нам. Успехов. До свидания. Может быть». Пошел, что делать.

Дракон Хельга как раз стояла перед лавкой и верещала по поводу новой оскорбительной надписи, сделанной тупыми подростками на стене. В гневе отбросила тряпку, которой пыталась оттереть грязь. Безуспешно пыталась, только разводы оставила. Апостасия, не иначе. А сквозь витрину видны все эти окорока, бифштексы, колбасы с котлетами – ноги сами завели в лавку, я и подумать не успел. «Здравствуйте, фрау… Кольдреп», – уф, вспомнил хоть фамилию, а то за Кебаб бы точно пришибла. Тряпку ей вежливо подаю, которую она в сердцах на землю швырнула, а я, такой хороший и порядочный, поднял. Дракон что-то не оценил моего геройства – он был занят: плакал за прилавком. От обиды, я так понимаю. «Ну почему люди такие злые? – всхлипывала. – Ведь Рождество же только что было, Новый год отгремел. Все поздравляли друг друга, подарки дарили – зачем же так себя вести? Это ж никакого порядка не будет в Германии!» – «Да ладно вам, фрау Кольдреп, плакать, – говорю. – Мало ли идиотов на свете!» Платок ей протягиваю мудро, а она в него и высморкалась безутешно. «Себе платочек оставьте – пригодится». Вроде успокоилась, слезы вытерла, вздохнула: «Чего изволите?» – и смотрит-то уже не строго, а по-доброму, немного даже скорбно и с пониманием. «Жить, – говорю, – изволяю. У вас так вкусно в лавке пахнет, до улицы ароматами несет, а я два дня не жрамши. И еще три ваших соотечественника пожить не против. Вот, думаю, угостить их мясом – Рождество скоро все-таки. Только деньги сейчас посчитаю, погодите». Прищурилась: «Не путай, а? Рождество было недавно! Совсем ничего не знают. Отступники, я так и знала». – «Так это по новому стилю, а мы отмечаем по старому, в январе». – «?! “Мы” – это кто?» – «Сказал же: я и трое ваших, не считая собаки. Дайте полкило колбасы», – вздыхаю. На макароны только-только осталось, какие уж тут помидоры!.. «Православный, что ли, да? – и улыбается нагло. – Грек, да?» – «Почти. Колбасы дайте. Пожа-алуйста».

Дракон посмотрела строго и отчеканила: «День без доброго дела – пустая трата времени. Это закон!»

Дракон Хельга, не переставая издевательски улыбаться, достает говяжью вырезку размером с бегемота и начинает ее запихивать в гигантский пакет. «Стой, бабка! – ору. – У меня таких денег отродясь не было». Кебаб так смотрит поверх очков и выдает: «День без доброго дела – пустая трата времени. Это закон! Заповедь! Гебот! Вот это вот возьми, тащи домой, и поедайте на Рождество за мое здоровье. Стоп («хальт» прозвучало сердечнее, чем при первой встрече): так это получается, что праздник продолжается все еще? Так это же хорошо, а? Деньги убрал. Убрал, я сказала. Дарю. Ради Христа потому что».

Честно говоря, надо всей этой драконовой эортологией у меня уже не хватало сил размышлять: изнемог у меня всяк глагол – и от восхищения, и от голода, если уж совсем честно. Махнул ослабевшей рукой на прощанье и потащил своего бегемота домой. Оживил спящую трудовую артель.

У артели вдруг совесть проснулась, на следующее утро: «Э, получается, Дракон нам жизнь спас, и мы тут ваше Рождество отмечаем. Фолькер, зови ее к столу. Иди-иди». Фолькер звонит, потом сообщает: «Она не может: у нее работа до пяти. Иначе нельзя, говорит. Плачет опять чего-то». – «Трубку дай. Фрау Кольдреп, вы в Рождество Христово разве работаете? Вот именно. Идите к нам. Ждем». Друзья удивлялись, как это я смог заставить Дракона нарушить все мыслимые и немыслимые правила-геботы. И ведь действительно пришла! Нарядная, торжественная – ужас! Мы быстро в пиджаки с галстуками всунулись, свечи на столе зажгли, кофе варить начали.

Просто жить надо по правилам. А главное правило – любить ближнего как самого себя. Иначе будет всё плохо

Сидели, беседовали. Оказалось, что никакой это тебе не дракон и не кебаб, а очень добрая бабушка, фрау Хельга Кольдреп. Мужа на войне потеряла, на Восточном фронте. С тех пор так и живет. Просто она считает, что жить надо по правилам. А главное правило – это, оказывается, любить ближнего как самого себя. Иначе будет плохо всё, а это неправильно.

Кто-то проворчал, что «неправильно – это когда тебе заработанные деньги не отдают». «Что-что?» – строго переспросила. Пришлось объясняться. Мол, затягивают с жалованьем, «завтраками» кормят. «А кто у вас там главный? Кто? Телефон мне дай. Ханнес? Кольдреп беспокоит. И будет беспокоить до тех пор, пока (фамилии скажите)… а, уже понял всё, да? Нет, не завтра, а сейчас. Бургомистру привет».

Деньги нам перевели через полчаса. Стену лавки мы отчистили и покрасили заново, вызывая недоумение и насмешки у местной пацанвы. Хотели, чтобы это было бесплатно, но – что такое наши желания и правила фрау Кольдреп? Я себе новые ботинки справил. В которых дорогу переходить можно только на зеленый.